Два кармана стрижей с маяка\...- Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было.
- Не трогай коробку - напряженным голосом сказал мне отец.
Коробка лежала на краю тротуара. Она была обычная, из серого картона, не очень большая. Из нее торчал всякий хлам, и я тут же на всякий случай заметил и запомнил, что он весь - черного цвета: обрывок изоленты, старая подметка, блестящий сломанный зонтик и даже кусок шины с торчащими нитками корда.
- Папа, а почему?
Папа не ответил. Он крепко держал меня за руку и оглядывался по сторонам, как будто мы увидели что-нибудь опасное.
Я тоже испугался. Потому что к нам шли двое полицейских, которые поздоровались с папой, наклонились над коробкой и начали ее внимательно рассматривать.
- Папа, а там бомба, да?
Папа молчал, пока полицейские не убрали коробку.
- Это они оставили - сказал он и как-то по особенному произнес "они". Так что я сразу понял, о ком это .
- Пап, а они разве бомбы собирают?
- Да нет... - он погладил меня по голове. - Просто там может быть что-нибудь такое, что нужно только им. И вообще, может быть, там блохи, или объедки, или яд какой-нибудь... Не трогай.
"Они" появлялись у нас на улице каждую весну - люди на старых обшарпанных машинах, с прицепами, полными всякого барахла. У них были громко лающие невоспитанные собаки - все хвосты в репьях, радиоприемники - громкие, писклявые дудки и барабаны - ужасающе-пугающе-орущие, а еще иногда с ними были дети - нестриженые. Это мне казалось самым странным и необъяснимым. Как это вообще так бывает, чтобы не стричь мальчиков? Правда, дети с ними ездили редко.
Город от них ходил ходуном. Они собирали хлам на улицах, как только он показывался из-под снега. Они выковыривали из тающих сугробов выброшенные зимой диваны, раздирали на части подушки от кресел, обивали пороги, выклянчивая битые и небитые бутылки, и раскурочивали на доски старые ящики.
Мать боялась, что они начнуть клянчить деньги, как только кто-то из них показывался на нашем пороге, но...
Они никогда ничего не просили.
Второй раз я увидел коробку, когда мне было уже десять лет, а не семь. Я возвращался из школы, и она стояла прямо поперек дороги.
- Э, ты чего? - раздался крик. Это был даже не крик, а визг, как будто мальчишечий голос вообще способен издавать подобные звуки. Я бы так никогда в жизни не заорал.
Я обернулся и увидел Эку, которая вела за руку своего брата. Надо было сказать, что "того дурака из соседнего класса", но при Эке нельзя. А он вырвался от нее и рванул к коробке.
Обычно он ее слушается, но мы все знаем, почему он дурак. Он дурак, потому что сам за себя чаще всего не отвечает, и еще иногда его трясет мелкой дрожью. Мы его не трогаем, а то драться будет, но играть не берем.
Он пнул коробку изо всей силы, как футбольный мяч. Она треснула, и наружу высунулся наконечник зонтика.
- Уйди отсюда! - почему-то заорал уже я. Я сам удивился, а чего такого. Вроде бы, моя находка, я и сержусь, но как-то вот это все...
Я подбежал к нему и схватил за волосы. Эка не смогла нас разнять, пару минут побегала вокруг, тоже поорала и вдруг увидела, как по улице вперевалочку топает один из этих. Она бросилась к нему, как будто эти вообще что-нибудь могут.
Он отмахнулся от нее, а потом я понял, что он зажал нас обоих под мышками и ждет, пока мы перестанем.
Сколько мы ни орали уже оба, никто не пришел, и от ужаса мы замолкли. Он, вообще-то, был не страшный, только лицо все красное и обветренное. Но черт его знает, что он с нами сделает, если мы не будем тихо сидеть. В переулке не было ни души.
- Дети, вы што деретесь? - повторял он, пока мы ежились, сидя на асфальте. - Вы што, не знаете, што драться нехорошо?
- Мы за коробку... - хотел сказать я, но вышло примерно так - Это я ее нашел!
- Нашел и нашел... - он повнимательнее посмотрел на меня. - А ты знаешь вообще, шья это коропка?
- Не знаем - сказали мы хором, потому что было непонятно, кто у кого спрашивает.
Он тихо вздохнул, потрепал нас по головам, сунул коробку под мышку и вразвалочку ушел.
Сзади вся его куртка была расшита осколками хрусталя.
За перекрестком дымила машина - его коллеги упаковывали мусор в огромные тюки и плющили их прессом, а потом складывали штабелем.
Третий раз коробка обнаружилась на работе. Мне было двадцать пять, и я разбирал шкаф рядом с принтером, где лежала бумага и расходники. Я уже год был на хорошем счету.
Сначала что-то блеснуло из глубины - это была спица от зонтика. Потом показался и сам зонтик, мигнул стальным наконечником, зашуршали кордовые нитки, мягко зазмеилась по полу шерстинка от старого свитера. Я машинально пристроил к ним черную шариковую ручку и почувствовал - дело пошло.
Время было позднее, и вокруг не было никого. Я обошел все здание, нашел старое черное полотенце, кучу грифельных обломков, аккуратно сложил все черные конверты для соболезнований - и понял.
Ведь в этом-то и дело - раскладывать вещи по местам, подбирать лоскуток к лоскутку, ломтик к ломтику, черепок к черепку! Этак, может быть, и весь мир починится.
Точно так же делает моя мать, когда прибирается в шкафу.
Я вытряхнул все на пол и стал тщательно сортировать заново все содержимое.
Мы стояли на пустой дороге, и я оплакивал коробку.
Они кинули ее в печь мусоровоза - одного из этих новеньких, компактных, которые пожирали все и вся. Огонь ее слизнул, и как не было. При сем присутствовали врач, судья, моя мать и я - я был в наручниках.
Врач признал меня безопасным для общества.
Через час мои слезы высохли, потому что в машине было открыто окно. Наручники с меня сняли, как только мы выехали из города. Вообще-то, довольно легко отделался. В конце концов, не держать же меня там в тюрьме, я все равно куда-то из нее денусь рано или поздно. Закон есть закон.
- А они в городе?
- Они тебя не взяли - сказал мне судья. Ты им не годишься.
- Почему? - опять заплакал я.
- Ты неправильно это делаешь. Ты собираешь по цветам. А надо - по внутреннему содержанию. Дерево, бумага, фарфор. Все на своем месте.
- Да ведь у меня тоже все на своем месте! - запротестовал я, но он подтолкнул меня в спину, и я вышел из машины.
- Убирайся - сказал мне полицейский.
- Сейчас - с готовностью сказал я. - Сейчас все уберу. Везде уберусь. Только ты тоже убирайся.
Он дал по газам и уехал.
Я поднял камень с дороги и переложил его с места на место.
Все правильно.
Коробка лежала на краю тротуара. Она была обычная, из серого картона, не очень большая. Из нее торчал всякий хлам, и я тут же на всякий случай заметил и запомнил, что он весь - черного цвета: обрывок изоленты, старая подметка, блестящий сломанный зонтик и даже кусок шины с торчащими нитками корда.
- Папа, а почему?
Папа не ответил. Он крепко держал меня за руку и оглядывался по сторонам, как будто мы увидели что-нибудь опасное.
Я тоже испугался. Потому что к нам шли двое полицейских, которые поздоровались с папой, наклонились над коробкой и начали ее внимательно рассматривать.
- Папа, а там бомба, да?
Папа молчал, пока полицейские не убрали коробку.
- Это они оставили - сказал он и как-то по особенному произнес "они". Так что я сразу понял, о ком это .
- Пап, а они разве бомбы собирают?
- Да нет... - он погладил меня по голове. - Просто там может быть что-нибудь такое, что нужно только им. И вообще, может быть, там блохи, или объедки, или яд какой-нибудь... Не трогай.
"Они" появлялись у нас на улице каждую весну - люди на старых обшарпанных машинах, с прицепами, полными всякого барахла. У них были громко лающие невоспитанные собаки - все хвосты в репьях, радиоприемники - громкие, писклявые дудки и барабаны - ужасающе-пугающе-орущие, а еще иногда с ними были дети - нестриженые. Это мне казалось самым странным и необъяснимым. Как это вообще так бывает, чтобы не стричь мальчиков? Правда, дети с ними ездили редко.
Город от них ходил ходуном. Они собирали хлам на улицах, как только он показывался из-под снега. Они выковыривали из тающих сугробов выброшенные зимой диваны, раздирали на части подушки от кресел, обивали пороги, выклянчивая битые и небитые бутылки, и раскурочивали на доски старые ящики.
Мать боялась, что они начнуть клянчить деньги, как только кто-то из них показывался на нашем пороге, но...
Они никогда ничего не просили.
Второй раз я увидел коробку, когда мне было уже десять лет, а не семь. Я возвращался из школы, и она стояла прямо поперек дороги.
- Э, ты чего? - раздался крик. Это был даже не крик, а визг, как будто мальчишечий голос вообще способен издавать подобные звуки. Я бы так никогда в жизни не заорал.
Я обернулся и увидел Эку, которая вела за руку своего брата. Надо было сказать, что "того дурака из соседнего класса", но при Эке нельзя. А он вырвался от нее и рванул к коробке.
Обычно он ее слушается, но мы все знаем, почему он дурак. Он дурак, потому что сам за себя чаще всего не отвечает, и еще иногда его трясет мелкой дрожью. Мы его не трогаем, а то драться будет, но играть не берем.
Он пнул коробку изо всей силы, как футбольный мяч. Она треснула, и наружу высунулся наконечник зонтика.
- Уйди отсюда! - почему-то заорал уже я. Я сам удивился, а чего такого. Вроде бы, моя находка, я и сержусь, но как-то вот это все...
Я подбежал к нему и схватил за волосы. Эка не смогла нас разнять, пару минут побегала вокруг, тоже поорала и вдруг увидела, как по улице вперевалочку топает один из этих. Она бросилась к нему, как будто эти вообще что-нибудь могут.
Он отмахнулся от нее, а потом я понял, что он зажал нас обоих под мышками и ждет, пока мы перестанем.
Сколько мы ни орали уже оба, никто не пришел, и от ужаса мы замолкли. Он, вообще-то, был не страшный, только лицо все красное и обветренное. Но черт его знает, что он с нами сделает, если мы не будем тихо сидеть. В переулке не было ни души.
- Дети, вы што деретесь? - повторял он, пока мы ежились, сидя на асфальте. - Вы што, не знаете, што драться нехорошо?
- Мы за коробку... - хотел сказать я, но вышло примерно так - Это я ее нашел!
- Нашел и нашел... - он повнимательнее посмотрел на меня. - А ты знаешь вообще, шья это коропка?
- Не знаем - сказали мы хором, потому что было непонятно, кто у кого спрашивает.
Он тихо вздохнул, потрепал нас по головам, сунул коробку под мышку и вразвалочку ушел.
Сзади вся его куртка была расшита осколками хрусталя.
За перекрестком дымила машина - его коллеги упаковывали мусор в огромные тюки и плющили их прессом, а потом складывали штабелем.
Третий раз коробка обнаружилась на работе. Мне было двадцать пять, и я разбирал шкаф рядом с принтером, где лежала бумага и расходники. Я уже год был на хорошем счету.
Сначала что-то блеснуло из глубины - это была спица от зонтика. Потом показался и сам зонтик, мигнул стальным наконечником, зашуршали кордовые нитки, мягко зазмеилась по полу шерстинка от старого свитера. Я машинально пристроил к ним черную шариковую ручку и почувствовал - дело пошло.
Время было позднее, и вокруг не было никого. Я обошел все здание, нашел старое черное полотенце, кучу грифельных обломков, аккуратно сложил все черные конверты для соболезнований - и понял.
Ведь в этом-то и дело - раскладывать вещи по местам, подбирать лоскуток к лоскутку, ломтик к ломтику, черепок к черепку! Этак, может быть, и весь мир починится.
Точно так же делает моя мать, когда прибирается в шкафу.
Я вытряхнул все на пол и стал тщательно сортировать заново все содержимое.
Мы стояли на пустой дороге, и я оплакивал коробку.
Они кинули ее в печь мусоровоза - одного из этих новеньких, компактных, которые пожирали все и вся. Огонь ее слизнул, и как не было. При сем присутствовали врач, судья, моя мать и я - я был в наручниках.
Врач признал меня безопасным для общества.
Через час мои слезы высохли, потому что в машине было открыто окно. Наручники с меня сняли, как только мы выехали из города. Вообще-то, довольно легко отделался. В конце концов, не держать же меня там в тюрьме, я все равно куда-то из нее денусь рано или поздно. Закон есть закон.
- А они в городе?
- Они тебя не взяли - сказал мне судья. Ты им не годишься.
- Почему? - опять заплакал я.
- Ты неправильно это делаешь. Ты собираешь по цветам. А надо - по внутреннему содержанию. Дерево, бумага, фарфор. Все на своем месте.
- Да ведь у меня тоже все на своем месте! - запротестовал я, но он подтолкнул меня в спину, и я вышел из машины.
- Убирайся - сказал мне полицейский.
- Сейчас - с готовностью сказал я. - Сейчас все уберу. Везде уберусь. Только ты тоже убирайся.
Он дал по газам и уехал.
Я поднял камень с дороги и переложил его с места на место.
Все правильно.
-
-
09.04.2019 в 03:48-
-
09.04.2019 в 07:55-
-
09.04.2019 в 09:28-
-
09.04.2019 в 09:56-
-
09.04.2019 в 10:36-
-
09.04.2019 в 10:54(Если долго смотреть на переработку мусора, она начнет смотреть на тебя, конечно, но вроде так ничего подобного, что-то другое получилось)
-
-
09.04.2019 в 10:56-
-
09.04.2019 в 12:11-
-
09.04.2019 в 12:14-
-
09.04.2019 в 12:20-
-
09.04.2019 в 12:23-
-
09.04.2019 в 12:44-
-
09.04.2019 в 12:56-
-
09.04.2019 в 13:43-
-
09.04.2019 в 17:08-
-
09.04.2019 в 17:42-
-
09.04.2019 в 17:42-
-
09.04.2019 в 20:30-
-
10.04.2019 в 09:40-
-
11.04.2019 в 15:16Графические романы Шона Тана вспомнились по ассоциации.