Два кармана стрижей с маяка\...- Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было.
Жрец стоит под оливой, решая, чем кончится день.
Приставляет ладонь
К заскорузлому уху, застынет - и все ему слышно:
Как падает птица,
Как шумит на пригорке богов древний каменный лес,
Как запнулась на дальнем пороге нога бегуна,
Что певец напевает, проснувшись - восходит луна,
Что крапивнику снится.
А закончив молитву , он гладит бродячего пса,
Говорит ему тихо, усы утирая украдкой:
Успокойся, несчастный чудак, расколдованный зверь,
Ну зачем тебе жить, как они,
Человечьей судьбы не имея?
Пёс молчит, несогласный с таким положеньем вещей,
Он умеет читать, с уважением глядя туда,
Где смеётся апрель, жаркий дождь заливает поля -
И зелёные строки чуть что
Собираются в тайные знаки.
И смотришь, немея.
Гимны ночи давно устарели, кругом тишина .
Только не о чем больше просить -
А о чем ему стоит жалеть?
В кухне дикий сатир доедает последние крошки.
Здесь под пологом ночь тяжела, а снаружи темна.
Боги вряд ли дадут заболеть .
Тихо ходит, проснувшись, по дому жена -
Тяжело без одежды ходить бедным нимфам, считает она -
Пить вино из горсти,
Потому что ни чашки, ни ложки.
Так проходит весь день, посвященнный неспешным богам,
Разогретый на солнце, собравшийся в тонкую пленку,
Над зелёной водой только сталь грозовых облаков,
Занесённый топор над склоненной его головой -
Но ему это больше не страшно.
Пока не померкло,
Отсчитай каждый вздох, будто капли поющих часов,
И умри, как живёшь, смертный час принимая за сон,
Не надеясь на духов: ведь им лист оливы -
Как зеркало .
Приставляет ладонь
К заскорузлому уху, застынет - и все ему слышно:
Как падает птица,
Как шумит на пригорке богов древний каменный лес,
Как запнулась на дальнем пороге нога бегуна,
Что певец напевает, проснувшись - восходит луна,
Что крапивнику снится.
А закончив молитву , он гладит бродячего пса,
Говорит ему тихо, усы утирая украдкой:
Успокойся, несчастный чудак, расколдованный зверь,
Ну зачем тебе жить, как они,
Человечьей судьбы не имея?
Пёс молчит, несогласный с таким положеньем вещей,
Он умеет читать, с уважением глядя туда,
Где смеётся апрель, жаркий дождь заливает поля -
И зелёные строки чуть что
Собираются в тайные знаки.
И смотришь, немея.
Гимны ночи давно устарели, кругом тишина .
Только не о чем больше просить -
А о чем ему стоит жалеть?
В кухне дикий сатир доедает последние крошки.
Здесь под пологом ночь тяжела, а снаружи темна.
Боги вряд ли дадут заболеть .
Тихо ходит, проснувшись, по дому жена -
Тяжело без одежды ходить бедным нимфам, считает она -
Пить вино из горсти,
Потому что ни чашки, ни ложки.
Так проходит весь день, посвященнный неспешным богам,
Разогретый на солнце, собравшийся в тонкую пленку,
Над зелёной водой только сталь грозовых облаков,
Занесённый топор над склоненной его головой -
Но ему это больше не страшно.
Пока не померкло,
Отсчитай каждый вздох, будто капли поющих часов,
И умри, как живёшь, смертный час принимая за сон,
Не надеясь на духов: ведь им лист оливы -
Как зеркало .