Два кармана стрижей с маяка\...- Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было.
Кусок 19
Как Маугли убил облако
читать дальше
МАУГЛИ
Маугли шел по дороге, раскисшей от снега, перемешанного с грязью и присыпанного дождем, и приглядывался к начинающейся грозе. От шоссе вела грунтовая дорога в лесопосадки.
Зимняя гроза - вообще чепуха, но Маугли не знал слова "чепуха». Он точно слышал, от чего он убегает.
Он скулил от страха, но собачья форма помогала ему надеяться на крепость собственных зубов. По следу, размолотому трактором, шел белый грязный лохматый пес - мощный, взрослый пес с крепкими лапами, который, в отличие от человека, не боялся того, что совсем никак не пахло.
Он тогда и вычислял его так - потому что оно никак не пахло. Ярость его, когда он был собакой, была яростью, а не сопливым плачем бессловесного человеческого детеныша - он плакал, но шел. Он выгонял это из подвалов, из дальних углов, он рычал на него, и двигался на него, пугая шерстью, встававшей дыбом, и место человеческого страха занимала огромная собачья злость.
Если человек не может никак найтись — пес сделает все за него.
С опозданием он понял, что мог не предугадать - на просторе оно собиралось в кучу, в облако, в страшное марево, и становилось сильнее в тысячи раз. Оно пахло, как самая большая оса, как то, страшное. Он слишком много успел выгнать из темноты, ничего не оставив позади. Но теперь он в ужасе припадал на задние лапы, следя за тем, что мелькало в разрывах туч, сверкало молниями и смеялось над ним.
- Р-р-р-р... - вырвалось из его горла. Он уперся лапами в землю, и, стоя у лесополосы среди только пробившихся молодых елок, оскалился и зарычал.
В небе сверкнуло. Нет, понял он с ужасом, это не он теперь загонял его - он зашел слишком далеко, оторвался от города, дававшего силу его человеческой части, и это теперь оно загоняло Маугли, заходя со всех сторон и смеясь над ним. На него полились обжигающе ледяные потоки грязного дождя. Не удушье, так вода. Не вода, так молния, не молния, так холод, и останется только грязный труп бродячей собаки, который сгниет еще до весны... Но если это допустить - то он сам себе не простит.
Он знал, ради чего сражается. Он знал, что ему мешало, и должен был попасть туда, куда указывала невидимая точка. С ним было то, что он нес уже долгое время, что заставляло его превращать лапы в руки, а горло - содрогаться в попытке произнести человеческие слова. То, чо он носил глубоко внутри, не давая притронуться никому.
Свободные собаки умнее, чем люди, когда речь заходит об охоте. Их не останавливает то, что кто-то будет охотиться на них в ответ. Загонщики недавно загрызли и уничтожили более тысячи ос, и никто не говорил, что это было легко. Маугли знал, что у этого, опасного, нет горла. Но все равно он прыгнет и вопьется - в тяжелую, тугую плоть, налитую водой, в осязаемый кусок неба, которое так долго смеялось над ним.
Маугли кинулся и ударил.
Потом, когда он лежал, облепленный грязью, в раскисшем пропитанной глиной снегу и скулил, скулил, скулил, скребя лапами по мертвому тому, что было рядом - оно уже не могло ему ничем помешать, ни укусить, ни обжечь, ни напугать - он понимал, что уже навсегда освободился от этой охоты.
Его поразило, каким оно было красивым - точно кусок неба, украшенный звездами. Должно быть, такова была его первоначальная природа.
Но каким оно было когда-то красивым - мертвое.
И никогда ему уже не быть живым, а Маугли — вот он, есть.
Он пересилил себя, откусил кусок облачной плоти и проглотил. Сил у него прибавилось. Вскоре он зарылся в мертвое всей мордой, ощущая, насколько он голоден, как устал и как ему хочется набраться сил. Плоть облака была вонючей рыбой, жиром с бараньего бока, костью из самых вкусных, пахла кровью побежденного врага, сладким восторгом победы, когда противник опрокидывается на спину, смертельной опасностью и восторгом ночного воя. Маугли жрал ее жадно, не видя ничего вокруг - так пьют воду лоси и спариваются кошки, вопя на крышах, и так пишут люди, ничего вокруг не замечая.
Крови облачная плоть не выделяла. Это был просто кусок неба, который можно было откусить и проглотить.
Маугли согрелся. Его кровь бежала быстрее. Он откусил последний кусок и встал, шатаясь, на все четыре лапы. Очень хотелось вытоптать себе лежку и лечь, но он направился к городу - белый, отмытый зимним дождем пес, огромный, лоснящийся, чистый: к нему сейчас не липла ни грязь, ни кровь, и снег под ним не таял.
Может быть, человек бы справился с этим как-то еще.
Но собакой было проще.
Как Маугли убил облако
читать дальше
МАУГЛИ
Маугли шел по дороге, раскисшей от снега, перемешанного с грязью и присыпанного дождем, и приглядывался к начинающейся грозе. От шоссе вела грунтовая дорога в лесопосадки.
Зимняя гроза - вообще чепуха, но Маугли не знал слова "чепуха». Он точно слышал, от чего он убегает.
Он скулил от страха, но собачья форма помогала ему надеяться на крепость собственных зубов. По следу, размолотому трактором, шел белый грязный лохматый пес - мощный, взрослый пес с крепкими лапами, который, в отличие от человека, не боялся того, что совсем никак не пахло.
Он тогда и вычислял его так - потому что оно никак не пахло. Ярость его, когда он был собакой, была яростью, а не сопливым плачем бессловесного человеческого детеныша - он плакал, но шел. Он выгонял это из подвалов, из дальних углов, он рычал на него, и двигался на него, пугая шерстью, встававшей дыбом, и место человеческого страха занимала огромная собачья злость.
Если человек не может никак найтись — пес сделает все за него.
С опозданием он понял, что мог не предугадать - на просторе оно собиралось в кучу, в облако, в страшное марево, и становилось сильнее в тысячи раз. Оно пахло, как самая большая оса, как то, страшное. Он слишком много успел выгнать из темноты, ничего не оставив позади. Но теперь он в ужасе припадал на задние лапы, следя за тем, что мелькало в разрывах туч, сверкало молниями и смеялось над ним.
- Р-р-р-р... - вырвалось из его горла. Он уперся лапами в землю, и, стоя у лесополосы среди только пробившихся молодых елок, оскалился и зарычал.
В небе сверкнуло. Нет, понял он с ужасом, это не он теперь загонял его - он зашел слишком далеко, оторвался от города, дававшего силу его человеческой части, и это теперь оно загоняло Маугли, заходя со всех сторон и смеясь над ним. На него полились обжигающе ледяные потоки грязного дождя. Не удушье, так вода. Не вода, так молния, не молния, так холод, и останется только грязный труп бродячей собаки, который сгниет еще до весны... Но если это допустить - то он сам себе не простит.
Он знал, ради чего сражается. Он знал, что ему мешало, и должен был попасть туда, куда указывала невидимая точка. С ним было то, что он нес уже долгое время, что заставляло его превращать лапы в руки, а горло - содрогаться в попытке произнести человеческие слова. То, чо он носил глубоко внутри, не давая притронуться никому.
Свободные собаки умнее, чем люди, когда речь заходит об охоте. Их не останавливает то, что кто-то будет охотиться на них в ответ. Загонщики недавно загрызли и уничтожили более тысячи ос, и никто не говорил, что это было легко. Маугли знал, что у этого, опасного, нет горла. Но все равно он прыгнет и вопьется - в тяжелую, тугую плоть, налитую водой, в осязаемый кусок неба, которое так долго смеялось над ним.
Маугли кинулся и ударил.
Потом, когда он лежал, облепленный грязью, в раскисшем пропитанной глиной снегу и скулил, скулил, скулил, скребя лапами по мертвому тому, что было рядом - оно уже не могло ему ничем помешать, ни укусить, ни обжечь, ни напугать - он понимал, что уже навсегда освободился от этой охоты.
Его поразило, каким оно было красивым - точно кусок неба, украшенный звездами. Должно быть, такова была его первоначальная природа.
Но каким оно было когда-то красивым - мертвое.
И никогда ему уже не быть живым, а Маугли — вот он, есть.
Он пересилил себя, откусил кусок облачной плоти и проглотил. Сил у него прибавилось. Вскоре он зарылся в мертвое всей мордой, ощущая, насколько он голоден, как устал и как ему хочется набраться сил. Плоть облака была вонючей рыбой, жиром с бараньего бока, костью из самых вкусных, пахла кровью побежденного врага, сладким восторгом победы, когда противник опрокидывается на спину, смертельной опасностью и восторгом ночного воя. Маугли жрал ее жадно, не видя ничего вокруг - так пьют воду лоси и спариваются кошки, вопя на крышах, и так пишут люди, ничего вокруг не замечая.
Крови облачная плоть не выделяла. Это был просто кусок неба, который можно было откусить и проглотить.
Маугли согрелся. Его кровь бежала быстрее. Он откусил последний кусок и встал, шатаясь, на все четыре лапы. Очень хотелось вытоптать себе лежку и лечь, но он направился к городу - белый, отмытый зимним дождем пес, огромный, лоснящийся, чистый: к нему сейчас не липла ни грязь, ни кровь, и снег под ним не таял.
Может быть, человек бы справился с этим как-то еще.
Но собакой было проще.
@темы: роман про Мирона