Два кармана стрижей с маяка\...- Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было.
Кусок 17
Письмо Татьяне, начало обустройства станции метро Междугородная и так далее
читать дальше
ПИСЬМО
Уважаемая Татьяна Валерьевна!
Пишет вам счастливый пленник вашего копья.
Во первых строках моего письма я хочу вам сообщить, что студенты наши начали повторять за мной мои любимые обороты и носить странные для этого века одежды. Прошу не наказывать их за это, как за нарушение конспирации, потому что с тех пор, как мы разместили наши объявления, к нам повалили отъявленные чудаки, а чудаки в этой стране — самые пытливые умы, так что им лучше не мешать.
Во вторых строках хочу в который уже раз сделать вам предложение.
Я понимаю, что вы до сих пор тяготитесь статусом моим, насколько сие нелепое слово употреблено быть может. (Думаю, как слово вы меня и употребляете!) Посему предлагаю вам считать нас не начальством и подчиненным, не могучей ведьмою и умным колдуном, а просто мужчиною и женщиною, до тех пор, пока я не разонравлюсь вам.
Ежели и это неудобно, готов служить вам не токмо как управляющий и помощник, но и в этом качестве тоже, если вы не нанесете ущерба моей гордости и не допустите никаких моментов двусмысленных. При Екатерине сие считалось нормальным, також и при Петре.
Виктор
Статус письма:
Удалено не глядя
МЕЖДУГОРОДНАЯ
Вергилий, Виталий и Варфоломей ставили на место колонну. Она была тяжелая.
Даже бетон таким обычно не бывает, и поэтому Варфоломей тянул изо всех своих чудовищных сил. Подпорки не выдерживали и ломались, когда колонна раскачивалась. Наконец верхний конец с хрустом вошел в гнездо на потолке, и к нему потянулись, сплетаясь, ветки — поддерживать.
Тааак.. Та-а-а-ак... - командовал Вергилий, следя за подергиваниями зеленого хвоста. - А теперь пусть они задеревенеют!
Рииии! - тонким голосом пискнул зверь. Ветки послушно свились вокруг колонны в жесткий клубок. Теперь не выпадет.
На станции должны быть колонны! - вытер пот со лба Вергилий. - Чего это она тут валялась непристроенная!
Виталий придирчиво оглядел сеть лиан, бегущую по потолку, и осведомился:
-А интернет? Мне нужна библиотека.
-Библиотеку Варфоломей строить не умеет — хмыкнул Вергилий. - Сам давай.
-Так это сейчас придется делать только по интернету. А у нас ни одного программиста нет. А я старый, я не могу...
Придется вылезти в большой мир.
Большой бетонный зал с двумя пещерами тоннелей был еще не обжит и не раскрашен. Вергилий осмотрелся, стряхнул со лба пот и гаркнул:
- Метростроевцы!!!
Никто ему не ответил, потому что не было никого. Только Васька-Художник, стараясь изо всех сил, выводил на стене багровой краской без трафарета огромную надпись: «Станция Междугородная».
- Лучше б по-простому, через букву «Я» - совершенно неожиданно для себя сказал Виталий и икнул.
Они пришли сюда после того, как Вергилий отыскал собрата, не просыхавшего уже неделю по старинному обычаю. Нарушив мирный сон обитателей кладбища, зеленая тварь, на спине которой сидел полуголый человек, сокрушительными шагами дотопала до размокшего крыльца сторожки, дыхнула в лицо Виталию и рыкнула.
- Господи... - тот так испугался, что упал на колени и, чего уж стесняться, обмочил штаны.
- Я за тобой — мрачно сказал собрат сверху. - Хочешь жить, как человек?
- Х-хочу — еле-еле выговорил Виталий.
- Тогда пообещай, что пить не будешь.
- Н-не могу обещать — сказал он, трясясь от страха. Диво, что он вообще мог связать два слова. Остальные попрятались за кустами и не подавали признаков жизни. - А ты что, решил меня в ад утащить?
- Пойдем со мной — и не будет никакого ада! - громким голосом провозвестила восседавшая на звере фигура, так похожая на его единственного закадычного дружка. - Только, если ты пить не бросишь, я тебя вместо рая прямиком в ад утащу.
- Не буду... - тяжело сказал Виталий, упал лицом в землю и затих.
И пришедшим с промысла в этот день было рассказано, что пришел с небес Вергилий на огромном динозавре, каких не бывает и в учебниках истории, и в наказания за прегрешения и пьянство забрал своего бывшего друга прямо в ад.
И все немедленно погрузились в свою растительную жизнь, распив по кругу очередное, и немедленно решили, что надо нажраться, как свиньи, и даже еще больше свиней, чтобы наконец пришел хоть кто-то, кому позволяется, и забрал их всех немедля прямо в ад, потому что житья в этот год никакого нету, а дальше ведь будет еще хуже.
Потом забыли повод и пили просто так.
После сивухи двое наутро не выжили.
После Виталий вспоминал этот день не один раз, а сейчас — еще и с некоторым испугом.
Очнувшись в глухом бетонном углу совершенно трезвым и чистым, и даже выбритым, Виталий не удивился. Удивился он, смотря, как рядом, свернувшись между лапами чудовища, тихо похрапывает друг.
- Эй!... - Тихо позвал он.
- Э-э-э... - знакомым голосом откликнулся друг. Только уже не таким хриплым.
Виталий осторожно отполз от звериного хвоста.
Он был одет во все новое, похожее на лен, только непонятно, из какой материи. Рубашка, штаны... Белье вроде на месте... Он попробовал встать и разогнуться.
Разогнуться получилось. Спина больше не болела. Более того, и руки не дрожали.
Он огляделся.
Вокруг, насколько хватало глаз, простирались бетонные своды. Серые, становящиеся к завершению купола чуть белее, они выглядели совершенно новенькими и чистыми. Это была огромная станция метро, ничем не украшенная, никак не подсвеченная, без колонн и декоративных окон, без росписи, которой можно было ждать от такого высокого потолка. Где-то вверху светились два желтых окна, возможно, настоящих, от которых лучами расходилось слабое свечение.
Он сделал пару шагов туда-сюда и заметил, что ноги тоже не болят.
Две огромных пещеры уводили в наичернейшую черноту. Между ними в проеме, возникавшем у основания купола, возникала третья — в два раза больше, чем все прочие, виденные когда-то Виталием в питерском, лиссабонском и московском метро. Она была похожа на огромный распахнутый зев, и из ее глубины выходили толстенные, голубые рельсы.
- Ой, мамочки... - сказал он, глядя на все это добро. - Вход в ад...
Но, как человек старого воспитания, он твердо знал, что ада не существует, и поэтому решил, пока Вергилий спит, дойти до самого конца, а после вернуться обратно. В сером бетоне были выдавлены загадочные знаки. Обозначенный ими широкий променад, похожий на набережную, шел вдоль серой плоскости, завершавшейся обрывом. Внизу блестели другие рельсы, обычные. Виталий встал на колени, переборол неожиданный приступ головокружения и ощупал край платформы.
- Не упади — раздался сзади окрик. Он отвернулся от пропасти, на всякий случай прополз пару метров и тогда уже встал.
Друг шел к нему уверенным, широким шагом, ничем не напоминавшим его привычную походку. Он был одет в те же мятые натуральные тряпки, как будто они сейчас были в деревне. На лице его, успевшем где-то загореть до черноты, сияли безумные, совершенно синие глаза. Виталий признал его только по голосу, сказавшему «э-э-э», а то ведь и не признал бы. Вообще недавний бродяга выглядел молодцом, чуть ли не рыцарем — после всей этой серости, слякоти, грязи и унижений это было как-то... Как ожить, но не знать, что делать с руками и ногам... и Виталий тоже разулыбался, обнимая его.
- Ты куда меня затащил, уродище! - начал причитать он. - Я же понимаю, что это не ад и не рай!
- Совершенно верно! Это же метро! - он первый раз слышал, как Вергилий разговаривает, да еще и связно. Если бы у него осталось такое понятие, как «неловко», он бы смутился.
- А ты тут живешь? - спросил он вместо этого.
Они достали какую-то еду и сели на бетон, который был теплым, как летом. Чудовище за ними одобрительно наблюдало, помахивая хвостом.
- Где ты взял его такого?
- Да это еще вопрос, где он взял меня такого. Я почти ничего не помню — отвечал Вергилий, уплетая буханку хлеба. - Я шел, шел... И тут вдруг город какой-то, потом люди какие-то. Он у них одного мужика загрыз и злился. Они хотели его убить, а я смотрю — он такой смешной!.. Такой ласковый! Может быть, его просто приручить надо?
- Так ты же... - Виталий никак не мог собраться с мыслями и задать вопрос. Как человек, больше похожий на мусорную кучу, в одночасье стал и говорить, и действовать, и излечился от своего сумасшествия? Впрочем, была и другая загадка — как же он и в бессознательном своем существовании находил в себе силы проявлять сочувствие?..
Вергилий грустно посмотрел на него. Вот, и даже так все понимает, а было-то...
- Да не знаю я. Я все очень плохо помню. Я помню, что я... а, ладно, дело прошлое.
Он резко встал и удалился к ближней стене. Виталий сразу перестал есть и устыдился: может быть, обидное сказал.
- Ладно — послышалось от стены через какое-то время. - Зови меня, как прежде, Вергилием. А по-другому больше не зови.
- А что ты будешь тут делать? - спросил Виталий, доедая все-таки те крошки, которые остались у него в руках.
- Я тут буду строить... - вздохнул Вергилий и, заложив руки за спину, снова обозрел гигантский свод. - Нам с братухой стоянка хорошая нужна. А ты, если хочешь, поживи пока с нами.
Виталий немного подумал.
- А другие все как же?
- Какие другие?
В глазах друга горело полное непонимание. Оно было явно неспроста, и Виталий с ужасом понял, что за время животного существования, до появления невиданного зверя, на земле для его друга существовал один-единственный человек — тот, о ком можно было позаботиться, кто не шарахался и не прятался от него, тот, которого можно было довести под снегом и дождем до рассыпающегося крыльца у забитой гвоздями двери.
- Я покажу — замахал он руками. - Нас еще много. Ты же будешь добрым, мой Вергилий?.. Ты же будешь? ..
В СЕРЕДИНЕ ТЕМНОТЫ
Слабый свет. Здесь находятся две фигуры — темная и еще более темная.
Снаружи, если есть какое-то «снаружи», городской шум — шуршание шин, звук автомобильных гудков, шелест листвы и шорох бумаги. Они сменяются гулом толпы, начальственными криками и протестующими воплями, скандированием лозунгов.
Слышно, что где-то далеко - куда взглядом не достать, даже если выйти за пределы темноты — кипит домашняя ссора.
Темнота непрочна, и слышно, как снаружи опускается ночь. Городской шум покрывает ее целиком.
Что-то видно в комнате в этих сумерках, и можно сделать вывод, что один из них здорово побит. Он сидит на полу, ощупывая пострадавшую ногу. Второй, расставив ноги, наклоняется над ним.
Это все из-за людей — говорит он. - Нет никакого толку никому ничем помогать. Прекрати.
Отлично — говорит первый. - Тогда они помогут себе сами. Я достаточно солгал им, чтобы они в это поверили. Уже много лет все достойно платят мне страхом за мое добро. А ты можешь читать мои многочисленные блоги, смеяться над тем, как я был голоден, и грустно смотреть на фотографию, сделанную пять лет назад.
Письмо Татьяне, начало обустройства станции метро Междугородная и так далее
читать дальше
ПИСЬМО
Уважаемая Татьяна Валерьевна!
Пишет вам счастливый пленник вашего копья.
Во первых строках моего письма я хочу вам сообщить, что студенты наши начали повторять за мной мои любимые обороты и носить странные для этого века одежды. Прошу не наказывать их за это, как за нарушение конспирации, потому что с тех пор, как мы разместили наши объявления, к нам повалили отъявленные чудаки, а чудаки в этой стране — самые пытливые умы, так что им лучше не мешать.
Во вторых строках хочу в который уже раз сделать вам предложение.
Я понимаю, что вы до сих пор тяготитесь статусом моим, насколько сие нелепое слово употреблено быть может. (Думаю, как слово вы меня и употребляете!) Посему предлагаю вам считать нас не начальством и подчиненным, не могучей ведьмою и умным колдуном, а просто мужчиною и женщиною, до тех пор, пока я не разонравлюсь вам.
Ежели и это неудобно, готов служить вам не токмо как управляющий и помощник, но и в этом качестве тоже, если вы не нанесете ущерба моей гордости и не допустите никаких моментов двусмысленных. При Екатерине сие считалось нормальным, також и при Петре.
Виктор
Статус письма:
Удалено не глядя
МЕЖДУГОРОДНАЯ
Вергилий, Виталий и Варфоломей ставили на место колонну. Она была тяжелая.
Даже бетон таким обычно не бывает, и поэтому Варфоломей тянул изо всех своих чудовищных сил. Подпорки не выдерживали и ломались, когда колонна раскачивалась. Наконец верхний конец с хрустом вошел в гнездо на потолке, и к нему потянулись, сплетаясь, ветки — поддерживать.
Тааак.. Та-а-а-ак... - командовал Вергилий, следя за подергиваниями зеленого хвоста. - А теперь пусть они задеревенеют!
Рииии! - тонким голосом пискнул зверь. Ветки послушно свились вокруг колонны в жесткий клубок. Теперь не выпадет.
На станции должны быть колонны! - вытер пот со лба Вергилий. - Чего это она тут валялась непристроенная!
Виталий придирчиво оглядел сеть лиан, бегущую по потолку, и осведомился:
-А интернет? Мне нужна библиотека.
-Библиотеку Варфоломей строить не умеет — хмыкнул Вергилий. - Сам давай.
-Так это сейчас придется делать только по интернету. А у нас ни одного программиста нет. А я старый, я не могу...
Придется вылезти в большой мир.
Большой бетонный зал с двумя пещерами тоннелей был еще не обжит и не раскрашен. Вергилий осмотрелся, стряхнул со лба пот и гаркнул:
- Метростроевцы!!!
Никто ему не ответил, потому что не было никого. Только Васька-Художник, стараясь изо всех сил, выводил на стене багровой краской без трафарета огромную надпись: «Станция Междугородная».
- Лучше б по-простому, через букву «Я» - совершенно неожиданно для себя сказал Виталий и икнул.
Они пришли сюда после того, как Вергилий отыскал собрата, не просыхавшего уже неделю по старинному обычаю. Нарушив мирный сон обитателей кладбища, зеленая тварь, на спине которой сидел полуголый человек, сокрушительными шагами дотопала до размокшего крыльца сторожки, дыхнула в лицо Виталию и рыкнула.
- Господи... - тот так испугался, что упал на колени и, чего уж стесняться, обмочил штаны.
- Я за тобой — мрачно сказал собрат сверху. - Хочешь жить, как человек?
- Х-хочу — еле-еле выговорил Виталий.
- Тогда пообещай, что пить не будешь.
- Н-не могу обещать — сказал он, трясясь от страха. Диво, что он вообще мог связать два слова. Остальные попрятались за кустами и не подавали признаков жизни. - А ты что, решил меня в ад утащить?
- Пойдем со мной — и не будет никакого ада! - громким голосом провозвестила восседавшая на звере фигура, так похожая на его единственного закадычного дружка. - Только, если ты пить не бросишь, я тебя вместо рая прямиком в ад утащу.
- Не буду... - тяжело сказал Виталий, упал лицом в землю и затих.
И пришедшим с промысла в этот день было рассказано, что пришел с небес Вергилий на огромном динозавре, каких не бывает и в учебниках истории, и в наказания за прегрешения и пьянство забрал своего бывшего друга прямо в ад.
И все немедленно погрузились в свою растительную жизнь, распив по кругу очередное, и немедленно решили, что надо нажраться, как свиньи, и даже еще больше свиней, чтобы наконец пришел хоть кто-то, кому позволяется, и забрал их всех немедля прямо в ад, потому что житья в этот год никакого нету, а дальше ведь будет еще хуже.
Потом забыли повод и пили просто так.
После сивухи двое наутро не выжили.
После Виталий вспоминал этот день не один раз, а сейчас — еще и с некоторым испугом.
Очнувшись в глухом бетонном углу совершенно трезвым и чистым, и даже выбритым, Виталий не удивился. Удивился он, смотря, как рядом, свернувшись между лапами чудовища, тихо похрапывает друг.
- Эй!... - Тихо позвал он.
- Э-э-э... - знакомым голосом откликнулся друг. Только уже не таким хриплым.
Виталий осторожно отполз от звериного хвоста.
Он был одет во все новое, похожее на лен, только непонятно, из какой материи. Рубашка, штаны... Белье вроде на месте... Он попробовал встать и разогнуться.
Разогнуться получилось. Спина больше не болела. Более того, и руки не дрожали.
Он огляделся.
Вокруг, насколько хватало глаз, простирались бетонные своды. Серые, становящиеся к завершению купола чуть белее, они выглядели совершенно новенькими и чистыми. Это была огромная станция метро, ничем не украшенная, никак не подсвеченная, без колонн и декоративных окон, без росписи, которой можно было ждать от такого высокого потолка. Где-то вверху светились два желтых окна, возможно, настоящих, от которых лучами расходилось слабое свечение.
Он сделал пару шагов туда-сюда и заметил, что ноги тоже не болят.
Две огромных пещеры уводили в наичернейшую черноту. Между ними в проеме, возникавшем у основания купола, возникала третья — в два раза больше, чем все прочие, виденные когда-то Виталием в питерском, лиссабонском и московском метро. Она была похожа на огромный распахнутый зев, и из ее глубины выходили толстенные, голубые рельсы.
- Ой, мамочки... - сказал он, глядя на все это добро. - Вход в ад...
Но, как человек старого воспитания, он твердо знал, что ада не существует, и поэтому решил, пока Вергилий спит, дойти до самого конца, а после вернуться обратно. В сером бетоне были выдавлены загадочные знаки. Обозначенный ими широкий променад, похожий на набережную, шел вдоль серой плоскости, завершавшейся обрывом. Внизу блестели другие рельсы, обычные. Виталий встал на колени, переборол неожиданный приступ головокружения и ощупал край платформы.
- Не упади — раздался сзади окрик. Он отвернулся от пропасти, на всякий случай прополз пару метров и тогда уже встал.
Друг шел к нему уверенным, широким шагом, ничем не напоминавшим его привычную походку. Он был одет в те же мятые натуральные тряпки, как будто они сейчас были в деревне. На лице его, успевшем где-то загореть до черноты, сияли безумные, совершенно синие глаза. Виталий признал его только по голосу, сказавшему «э-э-э», а то ведь и не признал бы. Вообще недавний бродяга выглядел молодцом, чуть ли не рыцарем — после всей этой серости, слякоти, грязи и унижений это было как-то... Как ожить, но не знать, что делать с руками и ногам... и Виталий тоже разулыбался, обнимая его.
- Ты куда меня затащил, уродище! - начал причитать он. - Я же понимаю, что это не ад и не рай!
- Совершенно верно! Это же метро! - он первый раз слышал, как Вергилий разговаривает, да еще и связно. Если бы у него осталось такое понятие, как «неловко», он бы смутился.
- А ты тут живешь? - спросил он вместо этого.
Они достали какую-то еду и сели на бетон, который был теплым, как летом. Чудовище за ними одобрительно наблюдало, помахивая хвостом.
- Где ты взял его такого?
- Да это еще вопрос, где он взял меня такого. Я почти ничего не помню — отвечал Вергилий, уплетая буханку хлеба. - Я шел, шел... И тут вдруг город какой-то, потом люди какие-то. Он у них одного мужика загрыз и злился. Они хотели его убить, а я смотрю — он такой смешной!.. Такой ласковый! Может быть, его просто приручить надо?
- Так ты же... - Виталий никак не мог собраться с мыслями и задать вопрос. Как человек, больше похожий на мусорную кучу, в одночасье стал и говорить, и действовать, и излечился от своего сумасшествия? Впрочем, была и другая загадка — как же он и в бессознательном своем существовании находил в себе силы проявлять сочувствие?..
Вергилий грустно посмотрел на него. Вот, и даже так все понимает, а было-то...
- Да не знаю я. Я все очень плохо помню. Я помню, что я... а, ладно, дело прошлое.
Он резко встал и удалился к ближней стене. Виталий сразу перестал есть и устыдился: может быть, обидное сказал.
- Ладно — послышалось от стены через какое-то время. - Зови меня, как прежде, Вергилием. А по-другому больше не зови.
- А что ты будешь тут делать? - спросил Виталий, доедая все-таки те крошки, которые остались у него в руках.
- Я тут буду строить... - вздохнул Вергилий и, заложив руки за спину, снова обозрел гигантский свод. - Нам с братухой стоянка хорошая нужна. А ты, если хочешь, поживи пока с нами.
Виталий немного подумал.
- А другие все как же?
- Какие другие?
В глазах друга горело полное непонимание. Оно было явно неспроста, и Виталий с ужасом понял, что за время животного существования, до появления невиданного зверя, на земле для его друга существовал один-единственный человек — тот, о ком можно было позаботиться, кто не шарахался и не прятался от него, тот, которого можно было довести под снегом и дождем до рассыпающегося крыльца у забитой гвоздями двери.
- Я покажу — замахал он руками. - Нас еще много. Ты же будешь добрым, мой Вергилий?.. Ты же будешь? ..
В СЕРЕДИНЕ ТЕМНОТЫ
Слабый свет. Здесь находятся две фигуры — темная и еще более темная.
Снаружи, если есть какое-то «снаружи», городской шум — шуршание шин, звук автомобильных гудков, шелест листвы и шорох бумаги. Они сменяются гулом толпы, начальственными криками и протестующими воплями, скандированием лозунгов.
Слышно, что где-то далеко - куда взглядом не достать, даже если выйти за пределы темноты — кипит домашняя ссора.
Темнота непрочна, и слышно, как снаружи опускается ночь. Городской шум покрывает ее целиком.
Что-то видно в комнате в этих сумерках, и можно сделать вывод, что один из них здорово побит. Он сидит на полу, ощупывая пострадавшую ногу. Второй, расставив ноги, наклоняется над ним.
Это все из-за людей — говорит он. - Нет никакого толку никому ничем помогать. Прекрати.
Отлично — говорит первый. - Тогда они помогут себе сами. Я достаточно солгал им, чтобы они в это поверили. Уже много лет все достойно платят мне страхом за мое добро. А ты можешь читать мои многочисленные блоги, смеяться над тем, как я был голоден, и грустно смотреть на фотографию, сделанную пять лет назад.
@темы: роман про Мирона