Два кармана стрижей с маяка\...- Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было.
Ах, кто же в этом виноват? Но ты остался на полке:
След этого в каждой попойке,
В любых стихах.
Ты мог бы светом рисовать совсем другие картины,
Ломать чужие квартиры,
Ходить в мехах.
Обида не тает, и время тебе помеха,
Что веха дурного века,
Что смех своих.
В тебе хватает всего - на полтора человека,
На полтора человека,
Не на двоих.
Король всю державу потянет на дно - так шепчутся люди, встречаясь в метро.
Но каждое утро он входит в окно, снимая с одежды чужое перо,
Он - целая стая белейших ворон, он сам - драгоценность для прочих корон,
Но он рассыпается каждую ночь на призрачных птиц, не умеющих ждать,
А после - он помнит.
Не догадался все продать, сменял награды на перья,
Уснул, измазавшись в пепле,
Искал ключа.
Дело не в том, что ты был прав, а остальные успели,
Они отчаянно пели,
А ты молчал.
Кругом цветут твои сады, идут, идут теплоходы,
Ты вышел из моды,
Владыка венца.
В тебе хватает всего, что есть, на камень старой породы,
Один из старой породы,
Не для дворца.
И полные руки корон и держав, и каменный воздух на вес в сундуках,
И меч, что от старости тонок и ржав, и лучших врагов оставлял в дураках,
И все неумение лезть на рожон, и черной землей полумесяц вдали,
И тянется, тянется, каменный звон по лучшему колоколу земли,
Ах, бедное царство...
Но кто же в этом виноват, что ты остался беспечен?
Хотел быть волен и вечен,
Так получай.
Но отвечать своей судьбе уже, наверное, нечем,
Незачем, незачем, так и не отвечай.
Но каждый раз, когда возникает нужда в разогнутой скрепке,
Я понимаю, чего не хватает в лепке
Первого в мире лица.
Тебя хватает каждую ночь на целую стаю,
Давай я с тобой полетаю.
И так - до конца.
След этого в каждой попойке,
В любых стихах.
Ты мог бы светом рисовать совсем другие картины,
Ломать чужие квартиры,
Ходить в мехах.
Обида не тает, и время тебе помеха,
Что веха дурного века,
Что смех своих.
В тебе хватает всего - на полтора человека,
На полтора человека,
Не на двоих.
Король всю державу потянет на дно - так шепчутся люди, встречаясь в метро.
Но каждое утро он входит в окно, снимая с одежды чужое перо,
Он - целая стая белейших ворон, он сам - драгоценность для прочих корон,
Но он рассыпается каждую ночь на призрачных птиц, не умеющих ждать,
А после - он помнит.
Не догадался все продать, сменял награды на перья,
Уснул, измазавшись в пепле,
Искал ключа.
Дело не в том, что ты был прав, а остальные успели,
Они отчаянно пели,
А ты молчал.
Кругом цветут твои сады, идут, идут теплоходы,
Ты вышел из моды,
Владыка венца.
В тебе хватает всего, что есть, на камень старой породы,
Один из старой породы,
Не для дворца.
И полные руки корон и держав, и каменный воздух на вес в сундуках,
И меч, что от старости тонок и ржав, и лучших врагов оставлял в дураках,
И все неумение лезть на рожон, и черной землей полумесяц вдали,
И тянется, тянется, каменный звон по лучшему колоколу земли,
Ах, бедное царство...
Но кто же в этом виноват, что ты остался беспечен?
Хотел быть волен и вечен,
Так получай.
Но отвечать своей судьбе уже, наверное, нечем,
Незачем, незачем, так и не отвечай.
Но каждый раз, когда возникает нужда в разогнутой скрепке,
Я понимаю, чего не хватает в лепке
Первого в мире лица.
Тебя хватает каждую ночь на целую стаю,
Давай я с тобой полетаю.
И так - до конца.