Куски 11 и 12
Разные взгляды на мир с Сиреневого и Тверского, "скрипач не нужен" и внезапное просветление одной дремучей особи
читать дальше
САКСОФОН
Он\на ехала в троллейбусе, потом сошла с него, потом пошла дальше, выбирая хорошее место для аска. Он\на была очень счастлива.
День был прекрасный. Свет разливался над Сиреневым бульваром, плыли облака, и он\на на минуту останавливалась, чтобы погладить особенно зеленую ветку по листьям или поиграть с ней, как кошка играет с бумажкой на ниточке. Какая красота...
Было не то чтоб полно народу, но ровно столько, чтобы это не мешало. Мимо прошел молодой парень в клетчатой рубашке, светловолосый, он нес с собой несколько тонких прутиков с корнями, замотанными в пакет — наверное, когда он их посадит, они станут огромными деревьями, подпирающими небо. Или уютными и пушистыми (он\на не могла подобрать другого слова и улыбалась про себя) кленами и соснами, как тот, трехцветный осенью, клен или в парке — любимая колдовская сосна...
Скоро они переезжали. Нужно было больше денег. Скоро-скоро мы все соберем, думала он\на. Подумаешь, тяжело. Великая помогает мне сделать все, чтобы после сидения над переводами допоздна я могла проснуться, выпить кофе, а потом взять кофр и пойти играть для этих замечательных людей на улице, которые улыбаются мне. Здесь мамы гуляют с колясками, но не жалуются на меня, а подходят послушать, здесь компании ходят с пивом и смеются, здесь бегают девушки по утрам. Смотрите-ка, какая жизнь! Хорошо бы переехать именно в этот район, что ли.
Пробегавший мимо спортивный мужик подмигнул ей. - Уважаю чудаков! - и пулей полетел в конец бульвара. Вот именно! - подумала он\на. - А то... что это такое? Нужно быть, в конце концов, позитивным! Чудаки — это правильная тема!
На скамейке сидела кудрявая девочка... Нет, постарше, девушка... Рядом с ней лежала черная толстая папка и карандаш, и сумка с цветными узорами, а неподалеку в песочнице копались два маленьких человечка.
Надо же, подумала он\на, семья! И какая отличная семья! И мама не ругается, не кричит, а сидит, любуется всей этой красотой... Какое у человека счастье.
Великая, давай чем-нибудь обрадуем это твое мимолетное воплощение?..
МИРЕЙ И КАРТИНКИ
Сегодня работы днем у нее не было. Марк и Боря в кои-то веки согласились сами поиграть в кубики.
Она включила канал Культура.
- В субботу в Международном еврейском доме прошла выставка художников, посвященная Московскому метро...
В телевизоре показывали ту девушку, с которой созванивалась Мирей. Ого! А почему метро-то? В чем я вообще участвовала, там же ничего не говорили, я просто рисовала одного мужика, которому подошел определенный стиль! Она заинтересовалась и стала смотреть передачу — когда хотя бы минуту можно посидеть перед экраном спокойно?..
Камера медленно плыла мимо длинного ряда акварелей.
Мы хотим обратить ваше внимание на гризайль номер 5. Это портрет неизвестного рабочего московского метрополитена по фамилии Скай — многозначительно произнес ведущий. - Он очень много сделал для строительства метро, но не был упомянут в официальной истории...
Мужик в каске и рукавицах улыбался телезрителям с белого листа.
Блин — подумала она. - Когда я вообще успела рассказать и кому? Это же мой рисунок и моя любимая история!..
На экране внизу высветился номер телефона.
Она схватила трубку, но вовремя вспомнила, что городской отключен за неуплату.
На форуме было полно народу, и самые нужные ники светились в строке внизу. Вот чувак, который когда-то со мной плотно общался, подумала Мирей, а теперь даже в гости не заходит, потому что у меня дети, но не от него.
В пост зашло три человека. После ответов на комменты Мирей озаботилась поиском выложенной в сеть передачи. Передачи на сайте не было.
Фотоаппарата у нее тогда не было, запостить картинку невозможно... Телефоном ее все равно снять было нельзя, что может этот экранчик пиксельный, отданный непонятно кем... Черт. Кто мне вообще поверит? Кто поверит?.. Мирия?.. Мирия мне точно верит, Ежик верит, а кто еще?..
Это ее расстроило настолько, насколько вообще человека может расстроить упущенный шанс. Вот, почувствуй себя человеком, рисунки которого хоть где-то показали!..
Блин, раз в жизни... Раз в жизни...
А когда мы пойдем гуляааать?. - нарушил ее уединение вошедший на кухню Марк.
Ага, маааам, а когдаааа? - подхватил Боря.
Борей, я еще не доколдовала.
Она начала их собирать, продолжая думать — раз в жизни, раз в жизни... - и не понимая, что, собственно, происходит. Когда все были собраны и ехали в лифте, она озадаченно постучала по стенке лифта. Ага, звук есть...
Мам, ты чего стучишь?
Ответ слушаю — рассеянно сказала Мирей.
И они пошли на бульвар.
На детской площадке было тихо и солнечно. Ффух, хоть какая-то перемена мест вне собственной головы. Есть же польза от этих детей! Отвлекают...
Смотря, как Марек с Борей возятся в песочнице, она медленно осознавала, что тусовка-то не поймет. Хоть сто раз запости, но не поймет. Как в детективе. «Доказательств нет». Ладно, зато вот я знаю, что оно там было!
Черт, это всегда так ясно. Если тебя признают — ты человек. Если не признают, ты не человек. Вокруг кого больше всего крутится людей? Вокруг тех, у которых есть работа, признание и все такое... К ролевикам вернуться, что ли.. Кто меня там помнит?.. Надо выходить из этого бессрочного академа, вот что.
Марек стукнул Борика совком.
Неподалеку спорили о чем-то две мамочки в одинаковых красных куртках. Вид у них был дружественный. Или даже прямо довольный и гордый. Им было совершенно все равно, считает их Мирей человеком или нет.
В голове плыло: вот почти четыре года назад Мирия выходит замуж, и Мирей не успевает к ней из-за зависа на трассе . Потом долго не может найти, где именно в Киеве гуляет свадьба. По возвращении оказывается, что Мирей ездила беременной, и она попадает в больницу до самого рождения близнецов.
Может быть, это была последняя трасса? Настоящая последняя трасса? Госсподи. Не надо так.
...Хотя откуда я знаю, может, они не просто мамочки, а соавторши диссертации по астрофизике. Или храбрые горелазки. Ну, в общем, не будем заводиться, фигня. Главное, у них тоже есть теплая атмосфера. Ага? Может, туда подойти?
Она рассеянно крутила в пальцах карандаш.
Блин, я же человек, а не просто мама. Мне двадцать пять лет. Нафиг всю эту атмосферу. Я должна думать о признании. О признании. Но даже думать о нем задолбаешься. Значит, надо не думать, а рисовать. А пойдешь куда-то со своими работами — опять советами замучают, как пристраивать, куда пристраивать. Все в позу встают. То делай, этого не делай...
Получается, и так, и так пришлось бы кого-то слушаться. Нет уж, извините.
Поэтому Мирей гордо села на лавочку одна. Она уже представляла себя через 10 лет — вот, она по-прежнему сидит на лавочке или приходит домой с работы, расплывшаяся, грузная, страшная, полумертвая, с какой-то сумкой на колесиках, как у бабы Томы, у нее крашеные волосы, которые уже не вьются колечками, а безжизненно лежат на плечах, Марк с Бореем по-прежнему бессмысленно возятся в песке... Нет, они будут уже тинейджеры, и будет еще хуже, Нита закончила, допустим, аспиранту-уру и кивает ей при встрече свысока, или еще чего хуже, а папка рисунков пылится в комоде, и вообще все плохо, и...
По бульвару шел какой-то чувак в белом пиджаке и белых штанах. У чувака был футляр с саксофоном. Мирей неожиданно ему кивнула.
Ты тут играть собираешься? - вылетело у нее. Как будто она человек, а не тупая презренная мамашка, у которой нет никакого будущего, и может спрашивать что-то у нормальных людей.
Ну, типа, да... - интеллигентным тоном сказал чувак и тоже кивнул и дружески подмигнул. У него были тщательно подведенные глаза и мушка на щеке. Аааа, у него мушка на щеке!.. Прикольно! Ааа, со мной сегодня разговаривают, как с человеком!.. Так уважительно!.. Как будто я кинозвезда, которую признал весь мир! - Я вам тут не помешаю?
Н-не помешаешь... - оторопело сказала Мирей, выныривая из уничижительных мыслей. - Ты что, гот?
Может, ну его, это искусственное разделение на мам и не мам? А? Чувак ведь его не соблюдает... - А м-можно я тебя порисую?
А давай! — согласился чувак и начал расчехляться. Она кинула тревожный взгляд на песочницу. Надменные потомки вообще, казалось, не обратили внимания ни на что, а он встал, вынул саксофон, положил футляр на гравий у дорожки, поставил шляпу впереди себя — и ка-а-ак дунул!..
Мирей лихорадочно схватилась за блокнот и начала набрасывать это все, пока чудо не кончилось.
ПРОТИВООСИНОЕ
Кирилл выздоравливал.
Мирон носил ему в больницу апельсины. Он считал, что это канонично. Если бы, конечно, туда не забегал еще и Гораций, который приносил куриный суп, сваренный новой женой, и Володя, который в тревоге ждал, когда скончается фирма. Мирей никуда после работы не заходила.
Кирилл был все время какой-то зеленый, и однажды Мирон увидел, как Володя ставит на тумбочку у кровати какой-то предмет, сильно напоминающий гибрид песочных и наручных часов. Гибрид был явно склепан из того барахла, которое в дальнем углу когда-то лежало в «Лубянке», а потом никому не понадобилось, и имел почему-то на себе знак качества.
Кирочка, ты потерпи - говорил Володя и смотрел на Кирилла жалостливо. - Они уйдут.
Кто уйдет? - осведомился Мирон, стоя в дверях. - Здрассте.
Не твое дело — буркнул Кирилл. - Володь, а это точно противоосиное?
И, пока Володя что-то там ему отвечал, Мирон припомнил жуткую встречу с человеком, носившим в чемоданчике стремное Оружие, и ужаснулся. Уж больно печальное дело могло случиться, если бы не чемоданчик.
Тук — тихо сказали упавшие апельсины.
Месяц назад из больницы вышел Скрипач. Хорошо бы и этот вышел.
А, ты уже встречался... — сказал как ни в чем ни бывало Володя, подбирая передачу. - Ну так у тебя, наверное, от них иммунитет. Раз ты встречался и не влип, то, наверное, и не влипнешь. Но посмотри на эту штуку на всякий случай.
Как не влипну? - дрожащим голосом осведомился Мирон. - А Кирилл что, влип?
Еще нет — грустно ответил Володя. - Но, видишь, это... Наш друг не собирался ничего отдавать просто так, тем более Димочке. Поэтому наш друг не смог обидеть Димочку, а вот Киру он проклял, и проклял так, что теперь Кирочке лучше из больницы, по ходу, не вылезать...
Да какой я тебе Кирочка, е-мое! - возмутился Кирилл. - Эта с..ка у меня еще попрыгает, как только я выйду! - и тут же опустился на кровать, позеленев еще больше. Наверное, лучше не надо — смекнул Мирон — у него же сердце. И ему сделалось еще страшнее.
Ага, ага... - отозвался Володя.
Мимо прошел доктор - в чистом-чистом, но старом и все еще белом халате, молодой, похожий на известного актера.
Володя поправил часы, поправил на Кирилле одеяло, оставил медсестре несколько советов и вышел.
На улице перед забором он объяснял опешившему Мирону:
Главное, чтобы его из этой больницы никуда не переводили. Ты меня слушаешь или нет? Никуда. Запомни: никуда, даже если его жена будет возникать или теща вылезет, смотри, чтобы никто его отсюда не передвинул. Убеди. Если он отсюда выйдет раньше, чем вылечится, ему каюк. И пусть почаще смотрит на часы. У него там написано, сколько ему ждать времени осталось.
А ты? - только и спросил Мирон.
А у меня спектакль и переквалификация — грустно сказал Володя и махнул рукой. - Наша мадам не терпит личной жизни. Я даже сына с собой на репетиции таскаю, а теперь что, разорваться мне...
Мирон вспомнил все вовремя исправленные Володей декларации, заклепанные дыры, починенные колеса от складной тележки, прибавку к зарплате, которую Володя из своих денег выводил Мирей и то, как на него смотрел в больнице Кирилл, когда не ругался. Робко смотрел. С благодарностью.
Ему не улыбалась только маленькая девчонка, которая ходила по стационару, как у себя дома. Дочь врача, наверное.
Дура она, эта ваша мадам — сказал Мирон, забрал мятый халат и пошел обратно к Кире. Дежурить.
В окно было видно, как Володя за забором машет рукой. Вот он повернулся и пошел в сторону станции.
Шива-Ратри, лишь бы не приперся никто... - подумал Мирон и занял пост, чтобы не слезать с табуретки до утра. На все это барахло никаких Володь не напасешься.
ЕЖИК
Ежик шла по бульвару голодная.
Гитара висела на плече, тяжелая, как саркофаг. Все раздражало. Особенно раздражало то, что весь курьерский день надо было таскать с собой еще и гитару, потому что черта с два ты после рабочего дня, вернувшись домой, поедешь сюда из Подмосковья. Занять было не у кого, все такие же, только еще и без работы. Ладно, какое-нибудь «ой-е» как приработок сойдет. Или Cranberries, песня про зомбиков.
Бульвар все не кончался, и выбрать место было ну никак не просто. Особенно раздражало то, что за ней плетутся какие-то два чернявых идиота, даже не пьяных. Один зачем-то повесил себе на шею собачий поводок.
Они шли сзади от самого Сатирикона, не отставая и не обгоняя — просто потому, что шли, как и тысячи прохожих, мимо скамеек и лип — и болтали без конца. Ежика раздражало то, что они говорят вроде бы и по-русски, а так неразборчиво, как будто кто-то записал слова на пленку и затер. Это не было похоже ни на один иностранный язык. Святой Брендан, ну бывают же такие фифекты фикции...
Мимо пробежала, споткнувшись, девушка с совершенно белыми волосами, в туфлях на небольшом каблучке. По мелкому гравию с песком и асфальтом самое то, злорадно подумала Ежик, у которой конверсы были заклеены уже три раза. Боги, зачем было когда-то покупать именно конверсы?.. Неужели ты думала в студенчестве, что у тебя никогда не будет детей?.. Или мужа, которого надо кормить? Или, может быть, ты собиралась быть директором фирмы в двадцать три года?..
Это все, как будто сказанное толстой ворчливой теткой, а не собственным внутренним голосом, еще больше разозлило Ежика — можно подумать, никто не бывает директором фирмы в двадцать три года, что за фигня? - и она решила встать хотя бы вот здесь. «Вот здесь» оказалось сломанной лавочкой, половина которой была разобрана. Ежик быстро расчехлила гитару, повесила ее на плечо, выпихнула чехол вперед и вдруг увидела, что один из них, как блохастая собака, вертится вокруг и обнюхивает воздух. Наверняка от нее воняло этой дурацкой фаст-фудовской курицей. В панике она попыталась отмахнуться гитарой и чуть не отцепила ее с ремня.
Оба идиота зашлись смехом, а рядом залаяла какая-то собака.
Зареветь, что ли — подумала Ежик. Вот прикопались... Но вместо «зареветь» почему-то получилось наоборот. Не иначе как кто-то другой вышел вместо нее вперед и сказал, расшаркавшись:
Пятьсот рублей.
Че? - удивился тот, который повыше.
Ежик расшаркалась.
Господа! Может, вы дадите мне денег за это развлечение, а? Вы за мной идете от самого пруда! Или давайте, я буду вами развлекаться, а? Кто много нюхает, на того и поводок надевают!
Тот, который пониже, выступил вперед и хотел вроде бы как что-то сказать, но Ежика уже понесло — она аккуратно поставила гитару к скамейке, отцепила ремень, сложила его и пошла вперед:
Деньги, быстро! Иначе вами развлекаться буду я!
Да пошла ты... - скрипуче и неуверенно сказал второй.
А первый просто вынул из кармана красную бумажку, кинул ее на землю и потянул второго за собой. Вслед за ними ушли двое-трое зевак.
Ежик долго смотрела на бессмысленную бумажку, сидя на скамейке рядом с гитарой. Рядом зашуршал песок и остановились начищенные ботинки. Она с трудом посмотрела вверх. От ботинок и выше начинался старый знакомец Перепел. Сегодня он был в килте, а не в тельняшке, что по меркам столицы было неслыханной наглостью.
Чего, нахамили? - он брезгливо поднял деньги и повертел в руках. - Давай разменяю...
На что? - тупо спросила Ежик.
На пять сотен.
Это не мое. Это кто-то кинул. - Ежик никогда не подбирала брошенное под ноги.
Он плюнул на пятисотку, вытер и сунул ее в карман.
Все, я провел над ней панковский ритуал очищения.
Хаха.
Пошли я тебе пива куплю в «Джаггернауте». Хочешь пива?
Перепел — беззвучно сказала Ежик. - Я больше не пью пива...
Короче — сказал он и начал вынимать из футляра волынку. - Не дрейфуй. Я только что из «Дули», хорошо отвыступали. Можно не зачехляться. Блюз какой-нибудь знаешь?
Знаю.
Давай играй. И «Эв шистру» играй. И «Як цуп цоп». Сейчас у тебя этих бумажек будет гораздо больше.
Зеленых? Зеленых точно не будет.
Ну, хоть синих!
В СЕРЕДИНЕ ТЕМНОТЫ
Здесь вспыхивает свет.
Та фигура, которая закрыла лицо рукой, прокашливается и протирает очки. Она так засвечена, что смотреть тяжело. Та фигура, которая темнее, не движется, но видно, что эи она ослеплена светом. Они стоят близко друг к другу — так, что можно было протянуть руку и пожать ее.
Они этого не делают.
Ты ничего не добился — говорит второй. - Все считают тебя чудаком, который сажает деревья, платит чужие долги, получает пощечины и выспрашивает у людей какие-то ненужные сведения. Даже осы отказываются тебя есть. Твои соратники отвратительны и оскорбляют тех, кто хотел бы с тобой дружбы, а не вражды. Твоя невидимая работа никому не нужна. Сдавайся.
Не вся работа такая же ненужная, как твоя — ехидно отвечает первый. - Быть кем-то созданным не значит быть обязанным вернуться в привычное состояние. Я буду тем, кто невидим, я буду тем, над кем смеются, но лучше я все-таки буду.
ПРОГУЛКА ПО КОЛЬЦУ
Поводок на шее был скользким и натирал.
Пройдет — ворчал один.
Госпожа сказала — носи! - ворчал другой. - Мы упустили много шансов! Наказание!
Они прошли мимо «Сатирикона».
Опять эта кукла — толкнул один второго. - Дурацкая. С саксофоном.
Она не годится — сказал другой. - Мы проверяли.
Он остановился и поглядел.
Нет. Ты ошибся. Это другой. Его тяжело укусить. У него ужасные звуки.
Нельзя укусить. Мы проверяли — грустно повторил его друг и дернул себя за поводок. - Ужасные звуки.
Они шли по Бульварному кольцу, разглядывая встречные машины. Иногда они выходили на проезжую часть, и машины начинали их объезжать. Поэтому у Новослободской перед недостроенным небоскребом образовалась огромная пробка.
Мы отдыхаем! - скрипел один.
Отдыхаем!
Был хороший ясный день, но вокруг них само собой образовывалось пустое место.
Они прошли мимо лоточника, продававшего лотерейные билеты на метро Краснопресненская. Рядом с ним сидела огромная белая лохматая собака. Увидев их, она бросилась бежать.
Догоняй! - заорал один и бросился за собакой, сжимая поводок в руках. - Это добыча!
Второй пожал плечами и подошел к лоточнику, глядя ему в глаза.
Первый вернулся через пять минут, потирая укушенную руку.
Не годится — заметил он, пыхтя. - Слишком страшная собака.
Да. Слишком страшная.
Человек тоже не годится.
Они отошли от лоточника, валявшегося с обмороке, и продолжили путь. Лоточник осипшим голосом бормотал «братья, братья, спасите»...
И тогда из ниоткуда возник, соткавшись из воздуха, пожилой человек с доброй улыбкой, в старомодном костюме-тройке.
Вам помочь?..
Лоточник посмотрел на него прояснившимся вдохновенным взором.
Б... буду! - сказал он проникновенно. - Брат! Настоящий! - он пустил слезу и ухватился обеими руками за чужой пиджак. - Что ж вы сразу не сказали, что вы мой настоящий брат!..
ДЖО
Джо — сказала Ая. - Будь добр, передай вон тот справочник.
Чейчас — ответил он.
Интересно, подумала она. Как же его все-таки нормально, на их языке, зовут. А то, может, ему надоело представляться по короткому имени.
На полу стояла огромная стопка книг, выбранных Аей из здешней библиотеки. Еще одна стопка была из домашней библиотеки: она их никогда бы не спутала.
Джо сидел рядом по-турецки и ел очередную перепелову стряпню.
Все ушли по делам, осталась только черная кошка. В клетке скреблась крыса.
Ая перелистывала страницы со скоростью, недоступной обычному человеку — фррр... Фрр.. Джо, как заколдованный, следил за ее руками. Стопка уже закончилась, но теперь ей нужно было расставить везде закладки. Закладки были нарезаны из цветной бумаги — белые, красные, желтые.
Почьему ты не пользуешься компьютером? - спросил Джо.
Мне нужны определенные издания — четко ответила Ая. Он замечал, что она никогда не путает слова и изъясняется похвально коротко. С ней он существенно улучшил свой русский. К сожалению, она не выказывала никакого желания учить его язык - или, может быть, ей нужно было это предложить, чтобы все заработало. - Справочник по механике должен быть определенного года, и...
Какого года?
1969.
Джо молча удивился. Вроде бы, не такие уж и старые книжки. Но при чем тут тогда лингвистика 1950 года, особенно этот толстый труд, где половину первого тома занимает восхваление товарища Сталина и дела коммунистической партии? Зачем нужен учебник по биологии, выпущенный в 1954 году, с клеймом? И, если уж на то пошло, зачем ей нужен автор со странной фамилией Вавилов? Вроде бы он совсем не по этой части.
Он недостаточно быстро читал по-русски, а читать хотелось, так что он пошел на кухню к допотопному компьютеру, проверил почту и зашел в Фейсбук.
Интернет был такой медленный, что хотелось пнуть машину ногой. Уверив знакомых в том, что с ним все в порядке, Джо еще раз пролистал страницу форума, где в деталях, но по-английски описывалось, что делать беспаспортному иностранцу, сходил в комнату, достал папку с собранными бумажками, вынул оттуда распечатанный ксерокс собственного потерянного паспорта и уставился на него. Затем засунул обратно, пошел на кухню и зажег курительную палочку. И сел, положив голову на руки.
Куколка с верхней полки шевельнулась.
Он почувствовал это, потому что не мог не почувствовать: умение делать полезные вещи отнять невозможно. Бабушка всегда говорила, что театр теней, который так его завораживал в детстве — еще не все. Кукольники-умельцы делают совершенных кукол, но не самых лучших. Нужно уметь другие, соответствующие вещи. Например, вот такие.
- Иди сюда, слезай — сказал Джо обычным способом. И тихо пропел, улыбаясь: - Я колобок, колобок...
Куколка мягко спрыгнула с полки, расправила ручки и ножки и села к нему на палец.
Как ты думаешь, что с ней? - спросил он у куколки, кивая в ту сторону, где за стеной сидела Ая.
Она сбежала — сказала куколка, мотая головой.
Откуда? - обеспокоился Джо. - С ней что-нибудь сделали?
Не успели — ответила куколка, кивая. - Только поломали. С тех пор она и ходит. Вы хорошие братья, но ей нужно что-то делать. Если она ничего не делает, она портится.
Но как? - хотел спросить Джо, а куколка, прервав его, махнула рукой. - Давай бумажку.
Какую бумажку? - спросил он, не понимая. - Ты что, умнее меня? Я тебя хотел спросить, что с ней делать...
С ней — это ее дела — махнула рукой куколка. - А мы тут должны о тебе заботиться. Ты давай бумажку, я ее отнесу.
Кому?..
Я знаю, кому. Мы в стране твоей бабушки.
Джо понял.
Куколка медленно обошла бумажный прямоугольник дубликата по всем четырем сторонам.
Этого хватит — кивнула она. - Хорошо бы еще и кусочек радуги.
Опасаясь, как бы чудо не кончилось, Джо наспех взял бумажный стикер, раскрашенный в шестицветную радугу, и сунул кукле. Одного цвета не хватало, и он дорисовал его фломастером.
Хорошо — одобрила куколка и сложила в поклоне свои мягкие ручки. - Все готово.
Маленькая... Джо ощутил взрыв сочувствия и жалости. Сделанная из клочка бумаги, ваты и носового платка, какие умные она речи ведет! Но ведь стоит ей дойти до цели — и она рассыплется...
Ничего — сказала кукла, кивнула, поклонилась еще раз и исчезла.
Вместе с ней исчез и бумажный прямоугольник, а Джо вытер глаза и зажег свечу.
В соседней комнате Ая разогнулась, отрываясь от последней прочитанной книги, и начала что-то чертить на мятом листке.
У нее была твердая рука, и гелевая, с блестками, ручка выводила безупречные, четкие линии.
БРАТЬЯ
Друг, ты че послушай. Не уходи. Я знаю, что ты мой настоящий брат. Я тебе костюмчик не испачкаю. Ты мне воды дай выпить, я тебе все нормально расскажу.
Я по-прежнему сидел тут с этим лотком, задолбался уже весь.
Я ее видел пару раз, но что-то она резко перестала тут появляться. Интересно, работает тут или нет. Ха, работает. Знаем мы, каким местом у них работают. Кого — ее? Ну, вот эту, с белыми волосами.
Не знаешь? Ну, тогда хоть послушай!.. На этот раз с ней была какая-то девка с курчавыми волосами, может, цыганка или вообще еврейская товарка, еврейки, наверное, часто за деньги дают. Ну вот, я только к ней, а подружка берет ее за руку - и обратно в метро.
У меня билетов-то сегодня еще не купили, так что я обратно вернулся. А то даже если выручки нет, то все своруют. Черные своруют, вон их сколько, вся Москва уже сплошные черные. Порядки свои установили.
Но когда она с таким вот черным из метро вышла, только мелким совсем с виду, я вообще охренел. Это ж, считай, уже баба моя. И вместо знакомства подошел и давай орать — ты что, с черными спать будешь теперь? Совсем с ума сошла, русских тебе не хватает?..
Она прям заморозилась. А он на меня так посмотрел внимательно, и тут я чувствую, что он уже где-то наверху на своем языке разговаривает, а я лежу. И колено болит. Пришел пес, начал обнюхивать. Я встал, и этот стоит. И никуда не уходит.
И говорит такой — еще раз подойдешь, звезды дам. Именно что сказал «звезды». Звьезды. Русский не знает совсем, с..ка.
Ну я так понял, что эта баба теперь его. Иначе чего он за нее драться полез-то.
Две недели не подходил к ней. Б..., представляешь, две недели!.. И даже не... да тьфу, и не нашел никого. И торговал себе в убыток, потому что все ее глазами искал. А она тут выходит из метро, мужиков как мух отгоняет, подходит к переходу — ну, к тому месту, где она к ограждению подходит и у меня так зашкаливает, что я не замечаю, куда она пошла... Ну, они все ушли уже, я подбегаю и как начну что-то такое!
Я даже про любовь сказал. Я даже про свадьбу начал, я уже все забыл, на что бабы ведутся, и что их можно трахать, и что они не люди, и что так стыдно.. Вот я рассказываю, и так стыдно... Нельзя перед бабами унижаться, всегда надо помнить, кто человек, а кто нет. И вот мне и прилетело — она на меня смотрит такая и говорит — вы с ума сошли?
Так, значит, вот как, говорю! У тебя там до этого самого мужиков, каждый раз, когда из метро выходишь, кто-то провожает, а мне и не достанется ничего?
Это братья, говорит. У меня теперь есть сестры и братья.
Братья?
Ты не понимаешь, говорит. А рукой такой длинной пассы такие делает.
И когда вот она эту руку подняла, я совсем с катушек полетел и ударил ее, она на асфальт упала во весь рост, на спину. У меня в глазах все красное, я ее даже ногой ударить собрался, потому что ну что это такое.
А она глаза открыла — такие здоровенные, зеленые — я теперь вообще этого не забуду. И какое-то слово сказала, или несколько слов.
И я такое понял, что просто охренел. Вот просто охренел, я не расскажу, почему. Просто я отошел в сторону, сел и как заплачу.
И я сижу и плачу, и понимаю, что у меня никогда не было брата.
Настоящего брата.
Вот такого, который все это дерьмо, которое в детстве, от меня отгонял бы, и отца бы успокоил, и мать бы не на трех работах пласталась, и пошел бы я в институт, а не в армию. И не было бы этих бесконечных баб, и лотка этого с билетами, и, может, и семья была бы, чтобы какая-то другая баба борщ варила, и дети были бы, и …
И тут когда я подумал, что дети, то я так заорал, что вообще. Наверное, вся площадь обернулась. Пес шарахнулся и как побежит. А она встала, подошла ко мне, и так, чтобы каждый шаг — это как вообще... Как на иконе. И по голове меня погладила, а потом исчезла.
А я сижу и понимаю, что я пропал. Пропал потому, что у меня никогда не было сестры и брата. И семьи не было. И надо найти Братьев. Таких Братьев, чтобы не прогнали, и жить научили. Армия — это с...чья свадьба, ты понимаешь? Пьянки — тоже, там тебе никто не брат. Мужчине же главное — братья. Чтобы не унылый вой этот бесконечный, а братство. А эти, которые ее в метро провожали — это семья. А хоть бы она и с кем-то спала! У нее есть братья. Она знает. А я ее так обидел.
И я теперь ни к одной бабе не подойду, прикинь? Ладно, все остальные, просто я не понимаю, наверное, они так заносятся не потому, что их кто-то трахает. Может, они чьи-то сестры. Или еще чего.
Или друг другу сестры, я один сирота. Или, может, гордость у них действительно есть. Не знаю, чем они там гордятся.
Ладно, хрен с ними, с бабами. Только у них, понимаешь, и братья и сестры есть, у таджиков братьев и сестер полный мешок, родня на родне, у грузин есть, у хипстерни есть братухи какие-то, и, видишь, братья и сестры есть у всех, а у меня нет. И никогда не было.
И я теперь в метро вечером езжу, к людям бросаюсь, в глаза смотрю — ты не мой брат? А ты — не мой брат?
Кукла с редким именем (То, чего не было)
Куски 11 и 12
Разные взгляды на мир с Сиреневого и Тверского, "скрипач не нужен" и внезапное просветление одной дремучей особи
читать дальше
Разные взгляды на мир с Сиреневого и Тверского, "скрипач не нужен" и внезапное просветление одной дремучей особи
читать дальше