Два кармана стрижей с маяка\...- Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было.
Возвращаюсь по рельсам с электрички. Падает снег.
Склонив голову набок, очень просто понять. что летишь, и ноги несут тебя сами, а тело плывет где-то внизу, преодолевая сопротивление воздуха и огня, невидимого в этой метели.
Огонь прозрачен, он есть всегда, и давно ясно, что пить его зимой - приближать наступление его величества солнца.
Дом - это куб света, еле прикрытый серыми стенами. Если стены убрать, а все остальное оставить как есть, дом засияет. Дом не обрушится, пока его поддерживает упругий свет, видимый в метели. Свет материален.
В кукольных домиках симов я ставлю окна-прострелы, окна, впускающие свет и проводящие его насквозь.
Ведь это все равно - куклам, куклам ведь все равно.
Ожидаем неизвестно чего, сильны ожиданием. Ожиданием солнца. Ожиданием наступления весны. весны, обманывающей ветер, обманувшей ветром - год за годом, надежда там, где надежды быть не может.
Настоящий свет изменчив. Но настоящий свет неизменен. Он пьется легко и проходит насквозь.
Все, что могло бы убить, раз и навсегда остается за границей светового поля.
Не гасни, не гасни, свет. Ни в домах, ни в глазах.
Если меня убьют, я оставлю тебе теплый снег.
Несмотря ни на что, махнув рукой на все плохое, что ты чувствуешь ко мне, на все, что ты говоришь обо мне, на то, что ты думаешь обо мне, тысячекратно повторяя то, что я не рискнул бы сказать о тебе ни разу, даже если бы ты убил меня, сдал меня тем, кто продается, или выдал мои секреты - я оставлю тебе теплый снег.
Ты ничего не можешь с этим поделать.
Ты не сможешь его забыть, ты не сможешь сделать ничего, что сделало бы его безразличным тебе, ты не сможешь ничем осквернить его - он гораздо более реален, чем ты, и ты существуешь постольку, поскольку он в тебя верует.
Это прощальный подарок ангелов тем, кто еще верует в рай.
А ведь рай - именно этот.
Возьми его, собери в горсть, этот комок невесомого, легчайшего пуха - ты один, один, как я до того, и только снег, снег, снег до самого края, горит горизонт , окна распахнуты, и ветер врывается в пустой дом.
Я выпускаю из себя кровь, дурную кровь, вскипающ ую в пределах камней, отдавая дань берегам рек, и весь мир - это ветер. Солнечный ветер порождает бессонный гул в оттаявших стенах домов - вальс изнутри разрывает ветви, бьется сердце каменной арки, ветер столиц, в котором есть привкус крови.
Даже ночью слышно, как потрескивают и гудят, оживая, камни.
Солнце рождает землетрясения, солнце рождает и ураганы.
На всем для тебя - отпечаток моей крови, моей руки, моего солнца.
Я иду, я иду по улице, и кровь моя заполняет берега городов, и весь мир звенит в ритме моего сердца - так танцует белый свет, так танцует аладдин, так танцует огонек в сердце ветра, люди слышат голоса твоих несбывшихся слез, и птица раскинет крылья в его потоках, и альба не будет напрасна, так как весь свет - белый.
Я выпускаю из себя кровь, оставляя в миру семена, теряя их на ветру.
Я оставлю тебе снег, я оставлю тебе дорогу, я оставлю тебе свободу, похожую на мою, я оставлю тебе свое одиночество.
Склонив голову набок, очень просто понять. что летишь, и ноги несут тебя сами, а тело плывет где-то внизу, преодолевая сопротивление воздуха и огня, невидимого в этой метели.
Огонь прозрачен, он есть всегда, и давно ясно, что пить его зимой - приближать наступление его величества солнца.
Дом - это куб света, еле прикрытый серыми стенами. Если стены убрать, а все остальное оставить как есть, дом засияет. Дом не обрушится, пока его поддерживает упругий свет, видимый в метели. Свет материален.
В кукольных домиках симов я ставлю окна-прострелы, окна, впускающие свет и проводящие его насквозь.
Ведь это все равно - куклам, куклам ведь все равно.
Ожидаем неизвестно чего, сильны ожиданием. Ожиданием солнца. Ожиданием наступления весны. весны, обманывающей ветер, обманувшей ветром - год за годом, надежда там, где надежды быть не может.
Настоящий свет изменчив. Но настоящий свет неизменен. Он пьется легко и проходит насквозь.
Все, что могло бы убить, раз и навсегда остается за границей светового поля.
Не гасни, не гасни, свет. Ни в домах, ни в глазах.
Если меня убьют, я оставлю тебе теплый снег.
Несмотря ни на что, махнув рукой на все плохое, что ты чувствуешь ко мне, на все, что ты говоришь обо мне, на то, что ты думаешь обо мне, тысячекратно повторяя то, что я не рискнул бы сказать о тебе ни разу, даже если бы ты убил меня, сдал меня тем, кто продается, или выдал мои секреты - я оставлю тебе теплый снег.
Ты ничего не можешь с этим поделать.
Ты не сможешь его забыть, ты не сможешь сделать ничего, что сделало бы его безразличным тебе, ты не сможешь ничем осквернить его - он гораздо более реален, чем ты, и ты существуешь постольку, поскольку он в тебя верует.
Это прощальный подарок ангелов тем, кто еще верует в рай.
А ведь рай - именно этот.
Возьми его, собери в горсть, этот комок невесомого, легчайшего пуха - ты один, один, как я до того, и только снег, снег, снег до самого края, горит горизонт , окна распахнуты, и ветер врывается в пустой дом.
Я выпускаю из себя кровь, дурную кровь, вскипающ ую в пределах камней, отдавая дань берегам рек, и весь мир - это ветер. Солнечный ветер порождает бессонный гул в оттаявших стенах домов - вальс изнутри разрывает ветви, бьется сердце каменной арки, ветер столиц, в котором есть привкус крови.
Даже ночью слышно, как потрескивают и гудят, оживая, камни.
Солнце рождает землетрясения, солнце рождает и ураганы.
На всем для тебя - отпечаток моей крови, моей руки, моего солнца.
Я иду, я иду по улице, и кровь моя заполняет берега городов, и весь мир звенит в ритме моего сердца - так танцует белый свет, так танцует аладдин, так танцует огонек в сердце ветра, люди слышат голоса твоих несбывшихся слез, и птица раскинет крылья в его потоках, и альба не будет напрасна, так как весь свет - белый.
Я выпускаю из себя кровь, оставляя в миру семена, теряя их на ветру.
Я оставлю тебе снег, я оставлю тебе дорогу, я оставлю тебе свободу, похожую на мою, я оставлю тебе свое одиночество.
