Годвилль:

Друид-мизантроп поделился опытом: сначала ты цветок жизни, потом — недоросль, позже — дуб дубом, а в конце — высокоуровневый пенёк.
(С)

@темы: гражданин муравьев любит жить в троллейбусе

---

Как мы попали в два места - куда хотели попасть и куда на самом деле хотели попасть

Это было бы еще и повествование о том, как паника мешает найти штаны, но ладно.

Собрались мы на стэнфордское пау-вау.

про тарелку и индейцев

Раз в год индейцы устраивают пау-вау прямо в Стэнфорде в эвкалиптовой роще - согласно всяким объяснялкам, там задолго до появления Стэнфорда была ярмарка, на которую съезжались племена. Мы с Никой туда захотели, а остальные не захотели.
У меня есть два режима передвижения: вольный (когда ты со взрослым вменяемым существом куда-то идешь и имеешь время на вдумчивое исследование местности) и оставшийся с тех пор, когда все были маленькие и капризные (донести до места, погулять, запихнуть в корзинку, принести домой, выдохнуть и вымыть голову).
Фиг знает почему включился второй. А он не очень способствует исследованию местности.
В результате мы заблудились в Стэнфорде, вызываем убер, а он везет нас к указанной в фейсбуке точке. Ну и ни фига ж себе, это где-то на Хуниперо Серра, в самой середине над Стэнфордом. Мы поняли, что это рандом, плюнули, вышли из машины и пошли.
Пошли мы не абы куда, а дошли прямо к огромной тарелке стэнфордского радиотелескопа, который стоит там на горе. На горе меня моментально отпустило, и дошло, что, вообще-то, хорош копаться, и все офигенно, особенно это, которое тут прыгает и ни разу не расстраивается. И вспоминаю я, что на эту тарелку мне уже давно хотелось вблизи посмотреть, а я все как-то не.
Спускаемся мы вниз, а тут рейнджер едет. Вы, говорит, чаво режим нарушаете? Вас тут пумы съедят! Давайте я вас в машину посажу и вниз с горы отвезу, а то вы так сто лет телепаться будете.
Мы ему такие - спасибо, добрый человек. И съезжаем вниз с горы.
Спускаемся к выходу в Стэнфорд, топаем по нему, думаем пойти к станции и тут слышим вполне различимые барабаны. Хихихи. Ночь, скунсы всюду бегают, на горе пумы, наверное, погулять вышли, а мы бегаем по Стэнфорду и ищем, где барабаны.
Первые барабаны нашли - не те. На втором этаже в кампусе гулянка.
Вторые барабаны нашли - тоже не те. Кто-то занимается.
Третьи барабаны оказались тоже не те, потому что были в записи и фигачили оттуда, где была гулянка на целый этаж. А нам был нужен звук акустических барабанов.
Прошли мы эту гулянку и наконец по звуку нашли, где правильные барабаны.
А там ночь, фонари и индейцы танцуют в полном облачении. Причем на облачения всякого разного вида нашиты номера, потому что они не просто так там танцуют, а у них еще и конкурс на самый лучший танец.
По идее, собирались быть представители нескольких племен, но отличать их мы не умеем. По-моему, туда пришли все, кто хоть как-то считает себя индейцем. Под конец сегодняшнего дня они все вышли танцевать в круг, в костюмах и без.
Танцевальные костюмы были почти все с орлиными перьями (охотиться на орланов, кстати, можно только индейцам). Женский танец сильно быстрее и в нем больше прыгают, а в костюм часто входит шаль со здоровенной бахромой, которой машут, как крыльями.
Я бы еще послушала, как поют, потому что поют очень здорово. У них из инструментов были в этот раз только барабаны и голоса, даже ни одной раковины. Не уверен, были ли там микрофоны. Люди вполне спокойно могут петь три часа подряд что-то очень громкое и танцевальное, с воплями и длинными трелями.
Мы видели только одного человека, косплеившего индейский костюм (не-индейцы, кажется, не наряжались)
Традиционная ювелирка - это серебро, медь и бирюза. Но то, что Нику поразило по самое не балуйся - это бисер и стеклярус. Каждый раз, когда на это смотришь, думаешь, что получается, если в уже сложившуюся традицию внезапно попадает новый материал - получается всем праздник и полное офигеть.
Кстати, костюмы часто шьются из вполне современных тканей, особенно женские. У женщин есть что-то вроде кокошника, только более простой конструкции и тоже расшитого бисером.
Народ привез обалденную керамику и КРЕМНЕВЫЕ И ОБСИДИАНОВЫЕ НАКОНЕЧНИКИ ДЛЯ СТРЕЛ. До кучи там были еще и подвески из раковин аммонита.
Мы облазали всю ярмарку и выполнили ритуал "погладь волкА", правда, не совсем волкА, потому что на этот раз там были люди, спасающие и воспитывающие волкособак. Но тут можно, конечно, сделать важное лицо и сказать "это был не первый волк, которого нам приходилось гладить" (тм). Двое были в вольере, а третий работал опытным примером, потому что он, по словам зооактивистов, уродился очень удачно - снаружи совсем волк (правда, поменьше и покруглее), а внутри совсем, как собака. Так что ему это было в кайф и вообще его гладить было можно и нужно. Чем все и пользовались.
По-моему, он вообще был кошка.


Короче, вот так мы попали в оба места, в которые нам было надо. Просто об одном мы, пока не попали, не знали, что оно нам было надо.
А фоток не будет, потому что было ТЕМНО.
Но пусть будет эта фотка с прошлогоднего пау-вау, не моя.

@темы: берег А

---

статья с очень хреновым названием, но очень верная по факту

Понятно, что заголовок в основном дается от отчаяния и "блин, что ж это такое"

13.05.2017 в 02:01

Пишет  Liryen:

Приговор верующим людям в России
Мысли - метко, в десятку - L. Рекомендую!

Приговор верующим людям в России

Приговор, вынесенный судьей по делу блогера Соколовского — это приговор не только молодому человеку, жизнь которого уже много месяцев ломает клерикальное лобби, но и прежде всего самим верующим людям, от имени которых и в чьих интересах якобы происходило всё это странное и абсурдное мероприятие. Причем без разницы, как они сами себя ощущают и во что верят — казакуют ли с хоругвями или тихо молятся дома.

Почему? Потому что приговор суда создает ситуацию, в которой верующий гражданин России как бы приравнивается к психически нездоровому и потому потенциально опасному для окружающих человеку — в том смысле, что с ним нельзя спорить, ему нельзя противоречить. Точнее, все это делать можно, но на свой страх и риск: он ведь может впасть в истерику, если кто-то говорит или делает что-либо неприемлемое для него, и его право на такую истерику защищено государством. Не хочешь проблем? Не противоречь верующему, а то будет хуже: ему-то ничего не будет, даже если он разгромит выставку вашего творчества, ему неугодного, а вот вы из-за не вовремя сказанного слова можете срок схлопотать от судьи Шопоняк.

Суд над Соколовским как бы говорит нам: встретил верующего — или перейди на другую сторону или, если от разговора нельзя увернуться, кивай ему и соглашайся с ним, а иначе проблем не оберешься: у него настолько хрупкая и ранимая психика, что любое слово, сказанное в запале, может стать поводом для обращения в суд. Особенно это касается мусульман: в суде над Соколовским именно принадлежащие к этой религии граждане выглядят наиболее обидчивыми и опасными для окружающих — это они угрожали Соколовскому расправой за его слова, при том, что в итоге виновным признан он, а не те, кто ему угрожал и продолжает угрожать.

Суд над Соколовским постановил: верующему человеку можно все. Как тому самому человеку со справкой в кармане. Он может ругать всех, не согласных с ним, последними словами, а особо неприятных ему людей обвинять в «оскорблении чувств» и потом месяцами наслаждаться тем, как их топчет и ломает вся карательная система российского государства.

Особенно это право на расправу угрожает атеистам. Атеистов вообще можно ругать последними словами, это никак не наказуемо — делается ли это в соцсетях или на волнах православных каналов и радиостанций. Не важно, рядовой ли вы верующий, активист или высокопоставленный чин патриархии — вы имеете полное право обзывать атеистов животными и нелюдями и вам ничего за это не будет. И то понятно: атеист же не начнет биться в истерике и совершать теракты, а некоторые верующие на такое способны — поэтому лучше их вообще не трогать. От греха подальше, а если это непонятно — то тогда суд и приговор.

Естественно, что и православные церкви по решению суда (впрочем, это было очевидным еще после дела Pussy Riot) приравниваются к местам, опасным для посещения. Прежде чем войти в церковь, стоит многократно взвесить все риски. А рисков сейчас много: одно неловкое движение телефоном, смешок, улыбка, неловко сказанное слово — и вы уже потенциальный уголовник, если рядом окажется какой-то особенно бдительный верующий в добро и сострадание человек, который не поленится добежать до силовых органов и написать заявление на вас.

Да что там входить в церковь! В наше время лучше вообще к ней не приближаться, не фотографироваться на ее фоне и не снимать роликов: вдруг пошутите неудачно — а там в это время шло богослужение, и ваша шутка на фоне песнопений будет трактоваться как оскорбление чувств и поругание святыни.

У меня только один вопрос к верующим людям: как вам самим живется под руководством таких вот пастырей, которые сначала показывают своим прихожанам ролики, а потом предлагают им писать доносы и ходить в суд, давая показания? Как вам живется в статусе неприкасаемых, с которыми лучше не связываться от греха подальше? Вам комфортно, вам хорошо?

Многие верующие ответят: так мы ни при чем, это все прокуратура и суд, и многие верующие люди даже пришли защищать Соколовского. К тем добрым христианам, которые пришли показать свою приверженность идеалам милосердия и всепрощения, нет и не может быть никаких вопросов. Вопрос к официозной православной иерархии, которая своим молчанием благословляет всякий суд и всякую расправу — вы правда считаете, что вот такими вот топтаниями молодых судеб вы привлекаете на свою сторону молодое поколение?

Решая свои сиюминутные тактические задачи, мелочно карая и разделываясь с раздражающими блогерами, РПЦ уничтожает не их, а свою репутации в будущем. Огораживая себя частоколом страха и ненависти, вы обрекаете себе на самоизоляцию, из которой нет выхода. Если в 2017 году на Пасху в церковь пришло всего 3 процента населения, то сколько людей придет в церковь через 20 лет? 1 процент? Не удивлюсь, если будет именно так, если не хуже.

откуда

Федор Крашенинников
Источник: politsovet.ru/55269-prigovor-veruyuschim-lyudya...

Выделено мной - L.

А та статья, которая про "не только за покемонов", действительно какая-то мутная.
Даже если человек идиот, то объявлять это преступлением сложно)

@настроение: все опять сошли с ума

@темы: глупости, телеги

---

Все делили, в каждой доле,
Никогда не забывали:
Долгий сон - в забытом доме,
Парус - в белом покрывале.
Там живут другие люди,
И веселье бьет ключом;
Я надеюсь, что никто не пожалеет ни о чем.

От заката до восхода
Вьется путь одной уловкой.
Я иду в старинном платье,
Подпоясавшись веревкой,

Я вытаскиваю мелочь
У торговца из кармана,
И веселые дороги,
На которых с неба манна,
Извиваются и плещут на ветру.
Не играю, не умею, не беру.

Вот и все, куда ни кинешь,
Ни к чему казаться скромным.
Зарастает белым сполохом редут.
Мир окажется огромным -
Ты окажешься огромным,
Все окажется возможным -
Ты объявишь мир несложным,
А потерянные лилии взойдут.

Пустота в усталом теле,
День без складки и стежка.
Я выбрасываю тени
Из старинного мешка,
Я засеиваю эту
Разноцветную планету,
Если даже нету смысла,
Если даже ветра нету,
И ростки уже примерно с полвершка.

@темы: стихов

---

Кукла с редким именем (То, чего не было)

Кусок 18

2009
Весна

ПО ВОЗДУХУ

Жизнь в годах, как в городах.
Еще более глючная работа, если такое возможно, вопрос, зачем кому кальян, а также догадка на тему великого секрета - зачем ментам бессмысленное барахло в подарок




Я стараюсь отсюда исчезнуть — думала Ая.
Она неспешно шла по бульвару, глядя, как ветер гонит пыль между туфельками. От Никитских ворот, которых на самом деле больше нет, увязался за ней призрак девочки.
Было начало лета, и город постепенно погружался в сумрак. На бульваре светили фонари.
Она по-прежнему любила здесь гулять, постепенно замедляя ритм шагов, приветствуя старую-старую куклу-билетера, отталкиваясь взглядом от берегов пруда — двадцать пять, тридцать пять, сорок — и, когда на бульваре не было ни единого человека, ее сердце пело.
Днем тут было тепло. Уже распустились липы, и жаркое начало года не давало ни единого намека на то, что потом будет холодно, липы завянут, а что-нибудь возьмет да и пойдет не так. Нет, все должно было быть хорошо. И ее искусная работа, которая теперь заключалась в том, чтобы с микронной точностью паять сложные платы в лаборатории — людям нужно помогать - и братья и сестры, которые занимались своими делами в удивительном доме, и ее постепенно приходящие в порядок живые схемы, и даже небо над городом — какое такое «не так»? Все было именно так. Так, как надо.
На скамейке около пруда, укрывшись курткой, кто-то дремал.

Она подошла к нему и приподняла краешек воротника, но это не был старый знакомый. Это был какой-то другой бродяга, но тоже рыжий, и она опустила воротник обратно.
Бродяга заворочался во сне.
Спи!.. - тихо и легко сказала Ая, положив ему на голову руку.
Он спал. Ему стало тепло.

В СЕРЕДИНЕ ТЕМНОТЫ

Здесь находятся две фигуры — темная и еще более темная.
Та, которая светлее, чуть покачивается, как будто стоит на палубе корабля, и ловит отблески, приходящие невесть откуда — она не движется, но случайные блики то мелькнут в стеклах очков, то огладят рыжую бородку, то высветят руку с кольцом. Та, которая темнее, не движется. Ничего не происходит в центре этого круга.
Снаружи шелестит страницами темное время суток.

Ты снова пытался организовать обмен знаниями — говорит тот, который темнее. - Я придумал тебя не за этим. Поэтому ничего не работает.
Не все — храбро возражает первый человек, одергивая на себе порванную куртку. - Быть созданным не значит быть обязанным отказываться делать дело. Давай лучше pro domo sua. Я буду объединять разных людей. Соседей.
Все вы друг другу соседи — по тому, как звучат слова, можно определить, что второй морщится. - Ты помнишь, чего соседи желают друг другу больше всего?
Знаю — говорит первый, не двигаясь. - Оно исполнится.

МИРОН

...Так вот, последнее, что он сделал сегодня — отвез кальяны в дом на Старой Площади. Кальяны им явно были ни к селу ни к городу.
А все потому, что тупили они тут как проклятые. У дверей Думы толпилось сегодня такое количество хорошо одетых людей, держащих в руках то сигарету, то мобильник, то еще какую-то ерунду, и у всех были такие многозначительные лица, что Мирон, всегда сохранявший спокойствие, моментально почувствовал себя не расслабленным толерантным аскетом, а злой русской бабкой, шипящей на всех подряд: «Лодыри! Наркоманы!» Это его рассмешило, но работа, потерявшая смысл, уже не вставляла. Поэтому догон приходил иногда с самой неожиданной стороны.
Посылка? - неприязненно сказал охранник, оглядев Мирона, его красный прикид и его дреды. - Чего несешь?
Кальяны.
Зачем?
Как зачем? Накурите мэра — отмахнулся от него Мирон, для которого был главным телефон заказчика, а не синдром вахтера. Если он меня пошлет, подумал он, перейду на другую сторону, позвоню этой секретарше, и пусть забирает. В здание администрации вообще никого просто так не пускали.
Погоди — вдруг фыркнул охранник и попросил накладную и товарный чек. Мирон не собирался давать ему ни одной бумажки, но тут охранник очень вежливым голосом попросил хотя бы показать из рук. Это Мирона прикололо, и он показал.
А телефон?
Вот телефон...
Щас, подожди — сказал охранник и позвонил сам. Девушка пришла, цокая каблуками, забрала оба кальяна, выдала чаевые и протянула ему белую карточку с чипом. А после этого взяла и поманила за собой.
Мирон пропустил тот момент, когда прошел в фойе в сопровождении девушки, приложил ее к турникету в глубинах белых коридоров (а был ли турникет в фойе?) и обнаружил себя в огромном кабинете среди людей, одетых в костюмы и белые рубашки. Вокруг царила строгая роскошь, как в крутой пакистанской гостинице. В кресле за столом сидел упитанный мэр, уставившись на табличку с великолепною фамилиею своею. Девушка поклонилась по-китайски и подала ему оба кальяна, а два депутата, двигаясь ловко и синхронно, освободили их от обертки. Кальяны были в разобранном виде.
У меня техническое образование! - завопил депутат потолще. - Я сам буду их собирать!
Нет, у меня! Это важнейшая часть нашей работы! Дай сюда! - завопил второй, тощий, как селедка, и рыжий. Мэр потер руки и торжественно возложил на стол целлофановый пакетик с сушеной зеленой субстанцией. Пакетик немедленно возбудил окружающих Они начали драться, а Мирон выскользнул из кабинета и побежал изо всех сил.
Очнулся он на улице, сидя на тротуаре под стенами «Библио-Глобуса», и долго не понимал, что ему привиделось такое. Правда, кальянов с ним не было. Но в руке была зажата белая пластиковая чипованная карточка.
«Глюки» - подумал Мирон и решил все рассказать соквартирникам.

В этом году у него были кальяны. Между Палермо и Касабланкой, на которых он оттачивал искусство прыжка, оказалось несколько месяцев скуки, когда можно было быть где-то еще, хоть в Теберде - но почему-то притянуло опять в Нижний, в Питер, а потом в Москву. Наверное, в этом виноваты были именно ролевики.
Его позвали бродячим жонглером на «Ведьмака». «Ведьмак» прошел на редкость успешно, потом был какой-то фест прямо по дороге, большой такой, кажется, про космос — плохо помню, накурено было - а потом как-то все равно прыгаешь, куда попало — и неспешно оказываешься либо в Москве, либо в Питере. Оглянуться не успеешь, как уже где-то временно работаешь. Столицы, черт бы их побрал...

Ну, столица так столица, особенно если только что покинул Комсомольскую, выйдя через вокзал. То, что рядом клуб, он знал давно. Правда, добиралово до клуба было не самое простое — сначала церковь и площадь «Разгуляй», на которой негде было разгуляться, потом какой-то скверик, потом ворота с решеткой фиг знает какого века, потом еще вытоптанный скверик, и только потом вывеска «Музей Зверева» на маленьком домике, к которому было пристроено кафе. Оттуда доносились веселые вопли, и Ежик застеснялась. Но Мирон схватил ее за руку — кто сегодня выступает третьей по счету? - и потащил внутрь, где была толпа и деревянные столы, за один из которых они приземлились. «Так, еда тут есть?» - деловито сказал Мирон, и Ежик обмерла.
Сразу жрать? Э... - она смутилась. - Но мы ведь пока, это, не очень знакомы...
Тут вообще странно — сказал он и начал пристально смотреть в толпу. Кажется, я краснею, подумал он. Эта девушка точно не пластмассовая. За столом все набились, как сельди в бочке. - Если что, меня сто рублей не разоряет и я аскет, так что сам жрать по большей части не хочу.
Это еще что, - хмыкнула соседняя - такая, принципиально непьющая - девушка со стаканом апельсинового сока. Нет, правда, бывает у людей такой вид, что ясно — не пьют. - Странно — это другое С меня как-то хозяин этого музея...
Он не хозяин.
Ладно, не хозяин, директор, но он пару лет назад требовал с меня пятнадцать тысяч рублей штрафа! Я ему — откуда у хипей такие деньги? Мы провели концерт, собрали человек пятьдесят, вроде бы прилично... А он мне - историю про то, что «ваш пришедший на концерт человек покусал милицию и скорую»!
Что за фигня? - не понял Мирон.
Да я потом выяснила, что за фигня... Когда все свернулись и ушли, тут еще некоторые остались допивать. Тогда тут только открыли кафе, и они решили добавить на веранде. А среди них оказался какой-то эпилептик, которому бухать было ни в коем случае нельзя. Ему стало хреново, вызвали «Скорую», они ему зубы разжимают, а он кусается!..
А менты что сказали?
Менты развернулись и уехали...

Это добавило Мирону злости, да еще и напомнило предыдущую историю с прочей пилицией. Нет, точно скоро опять будет увольнение, решил он. Куда ни устроишься, рано или поздно всплывают эти дурацкие штуковины. Но, даже если и не уволюсь - нельзя больше ничего ментам возить.
Но ведь ты не знал, что они делают со статуэтками и значками — ответила на его мысли Ежик. - А что они делают?..
Он ошарашенно посмотрел на нее, пытаясь как-то усвоить этот факт.
Я всегда так — сказала она. - Сейчас это влезет тебе в голову, а ты успокоишься...Так вот, что они с ними делают? Зачем им эта жуткая куча всякого барахла?
Мирон глубоко подышал, и осознание пошло более правильным образом. Им принесли пиво — стоп, разве я заказывал пиво? - и он выпил полкружки одним глотком. После этого осознание завершилось, его мозг охватило малое просветление, и Ежик улыбнулась.
Если они с ними разговаривают, а барахло им отвечает, то это действительно страшновато. Что им подсказывают эти вещи? Зачем?
Может быть, это такая.. ну.. настройка на верность?
Нет... - он задумался. - знаешь что, в полицию идут очень практичные люди, да еще и после армии. Более того, люди там быстро портятся. Не сами же они портятся?
Я знала парочку-троечку честных ментов — сказала она. - Они бывают, честно. Но они тоже говорят, что люди портятся. Вроде как пришел нормальный парень, потом раз, и нету. Так, может, это какая-то фича?
Он подумал о том, что все бессмысленные подарки штамповались на вполне обычных фабриках, а то и просто были мейд ин чайна. Но вот некоторые места, где из болванок делали термокружки, футболки, тапочки и шапочки, были вполне загадочные. Например, почему штамповочная мастерская «Зеленая швабра» находится на глухих задворках бывшего режимного предприятия?
Вот-вот — радостно уточнила Ежик.
Да ладно - проворчал он, глядя на довольного Ежика. - Нельзя же быть таким идиотом. Я как в это влип год назад? Единственная работа, единственная работа... После пляжей и тусовок я был какой-то расслабленный. Оставить в хорошем настроении тетку в погонах — не значит склонить ее к добру на всю жизнь. Феликсы всякие, пластмассовые... Вообще все такие приколы с обожествлением славного прошлого имеют даже не двойное, а тройное значение. Я думал, это признак доброго времени, а это...

Ежик - объявил в микрофон парень за пультом. - Ежик, ты там где?
Ежик поднялась на невысокую сцену, взяла гитару и запела Wild Rover. Орала она громко и проникновенно.

Темной ночью Мирон объяснял какой-то новой девочке, куря с ней на улице, пока внутри длинного низкого домика бушевало яростное регги:
Смотри. Люди уже очень странно реагируют, когда я говорю, что "у него жена - грач" или "у меня муж - стриж". Или, там, сестра - липовая дриада, и то, что она вообще сестра.
Время увлечения эзотерикой, когда все понимающе кивали головами, уже потихоньку сходит на нет.
Ну, типа, да — соглашались и девушка, и вся стоящая рядом компания.
Как бы понятно объяснять? Сводить на тотемы? На особенности восприятия?
Казалось бы, чего проще: "это Дима, он сам по себе - лис". Разом объясняет все особенности поведения. Лис хитер. Лис молчалив. Лис быстро бегает. Лис готов задушить любую тупую курицу. Лисы - хорошие родители.
Начали подходить еще какие-то люди и добавлять свои примеры:
Стриж - быстро летающая неприручаемая птица, клюется, ест на лету.
Ага.
Грач — вступила новая девушка, помахивая бычком. - Грач - вдумчивая добытчица, правда, характер нервный.
Енот - полосатый хитрый зверь с ценным мехом, владеет всякими умениями, циничен и толст, может ловко прятаться.
Аист...
А я росомаха — опять сказала новая девушка.
То есть как? - поперхнулся Мирон. - Ешь жертву живьем?
Нет, просто посмотри на меня.
Мирон внимательно рассмотрел ее с головы до ног. Девушка была темноволосая, почти кудрявая, коренастая, смуглая, с темными блестящими глазами, с круглым лицом и маленьким подбородком. Поперек челки тянулась абсолютно седая прядь. Раньше он точно сказал бы — это индианка. Потом, устыдившись и задействовав свой опыт путешествий, подумал бы, что тут есть что-то непальское. А теперь видел — точно, чему удивляться-то, росомаха, как есть росомаха. Хищная, еще маленькая, пока что сытая.
Я не очень люблю, когда играют — говорила девушка. - Все всегда говорю, как есть. А когда я злая, мне вообще всех загрызть хочется.
Так это же круто — пробормотала Ая. - У нас то же самое.
Не, не очень. Мне все время говорят, что я псих.
В смысле, веселый и добрый псих?
Не-е-ет, злая и стремная — цыкнула зубом росомаха. - Шуток не понимаю.
Ага — примирительно сказал кто-то. - Так и я не понимаю.
Да ну тебя — отмахнулась она лапой. Лапа была маленькая и тяжелая. Она прочертила в воздухе дугу и задела чью-то кожаную сумку. Ремешок сумки оборвался, и на землю покатились помада, тушь и прочее содержимое косметички допивавшей свое пиво косплеерши. Косплеерша возмущенно завопила.
Блин! - поддержали все вокруг. - Да мы же просто разговаривали! Вот вечно ты так!..
Да блин... Люди, простите, пожалуйста!..

Они отошли в сторону.
Извиняюсь — смущенно сказала росомаха Мирону. - И ты понимаешь, ну все время вот так, а иногда еще и не так!
Так, может, еще такие люди есть? - спросил Мирон, доставая из кармана иголку с ниткой. Из темноты возникла Ежик, отобрала у него это все и увела пострадавшую вместе с сумкой. Чиниться.
- ...И чего переживать, собственно, что мне буквально не с кем объединяться — хмыкала девушка. - Мало в городе росомах. Выбор откровенно не тот. Ну, и любительницей общества меня тоже не назовешь. Я же все принимаю за чистую монету.
Ага.
Можно сказать, никакой гибкости и понимания.
Ага — грустно сказал Мирон.
Да ты не общественник ни фига — сказала ему растрепанная Мирей, которая откололась от обсуждающих новую игру и прибилась к ближайшему разговору, увидев знакомые дреды. Он обнял ее за плечи, завопив — ура! Мирей! Как ты вообще выбралась из дома? - они немедленно обнялись, подбежала Ежик, обнялась со всеми и продолжила, размахивая руками перед носом росомахи:
Это! Вы правы! Мы тут живем в мире розовых пони! Это! Это подтверждено многими унылыми чуваками. Они об этом нам все время напоминают. В мире розовых пони транспорт приходит вовремя, люди попадаются клевые... за немногими исключениями... работа приносит деньги и фан.. И фантики, вместо козлов есть много хороших благородных парней, девушки разбираются в компах и прочие радостные штуки происходят.
Это... Ну... - вставила Мирей. - Например, за мной иногда гоняются кошки и я рисую, да. Все это мы носим с собой и оно проявляется там, где мы ходим.
И упорно раздражает остальных — вздохнул еще какой-то чувак.
Ага, и упорно... И упорно...
У нас вообще тут по этому делу клуб!

Куривший рядом аккуратно одетый человек в разноцветном пиджаке кивнул и выпустил клуб дыма. Мирей захохотала.
А Гил тут? - подумал вслух Мирон. - Или с детьми?
С нами даже Нита поехала. Дети спят в машине у Белки, она нас всех везет домой. Ежик, давай не будем будить Машек, ты поедешь ко мне домой?
Когда это я отказывалась ездить к тебе домой?
А Гил?
А, Гиллан весь день в институте, а потом на работе — отмахнулась Мирей. - У него чуть ли не до ночи практика.

...В глубине тусовки возникает шум, потом стихает. Две девушки вырываются оттуда: Причесанная, ухоженная и стильно одетая (кроме куртки) Анна смотрит на Аниту с презрением.
Анита бросается бежать. Анна гонится за ней, и после погони примерно в полминуты добегают до большой белой арки с железной решеткой, где Анна прижимает Аниту к стене с людоедской улыбкой.

Анна, вздыхая: - Дитя непослушное. Не бывает окончательной свободы. Что ты все выкобениваешься? Лучше будь как я. Это что, твой собственный мир?
Анита, вырываясь:
- Быть как ты, ага. А на черта? Не мой собственный мир, надо же. Я тут живу! Я на него воздействую!
Анна:
- А на черта ты там сидишь на улице день за днем, как дура, с барабаном? Тебе это надо? А, философски выражаясь, миру это надо?
Анита, уклоняясь от зеркала:
- Хватит трепаться! Пока мы тут разговариваем ни о чем, сейчас все погаснет.
Анна:
- Прям-таки все?
Анита:
- Все! Считаю до трех! Раз.. два...
Раздается хлопок разбитой лампочки под аркой, и вокруг воцаряется полная темнота.
В темноте голос Аниты:
- Ну и дура, чего ты добилась? Посвети мне, а то я вообще ничего не вижу.
Анна, обиженно, из темноты:
- А тут ничего и нет!
Анита:
- Это тебя , блин, нет! Нет тебя! А свет должен быть. Будешь капризничать, вообще в этом мире ничего не будет! Раз, два, три!
В темноте загорается зажигалка.
Анита облегченно вздыхает.

Отвлекшись на девушек и проводив их до метро, потому что далеко и гопники, Мирон неторопливо, нога за ногу, вернулся к «Археологии». Прошел час. Небритый, округлый на вид, как яблоко, человек по имени Агасфер варил всем кофе и вдохновенно трепался с кем-то: «В этом клубе мы впервые познакомились с Умкой. - И как она? - Она Аня».
Умка, значит, Аня... Он опять ощутил разочарование. Да ну. Люди меняются, только что была Умка, двадцать лет прошло — бац, уже Аня. Уходят музыканты, исчезают веселые тусовщики, родноверы сливаются в православие, вчерашние хипповые девчонки превращаются в крутых специалисток по бизнес-моделям. И только Агасфер все такой же.

Можно было отойти за дальний угол покурить травы, здесь все свои и рюкзаки не пропадают, но Мирон совсем расслабился. Он тихо сидел в углу рядом с Аей, кинув пакет с ништяками под деревянную скамейку, и слушал во все уши, как кто-то поет песню про Дальнюю.
Человек, который ее пел, вообще не был похож на неформала, и даже на «саженца» не был похож. Он не был так уж официально одет, хотя козырял пиджаком и светлой рубашкой — может быть, свалился сюда прямо с работы - но самое странное было то, что гитара в его руках издавала прямо-таки серебряный менестрельский звук, а сам он был пожилой, с короткой стрижкой, седой, и кого-то очень напоминал Мирону.
То ли гуру какого, то ли отца напоминал...
Еще был кто-то, кого он видел только один раз — но тут глаза у него начали закрываться, и он перестал об этом думать до следующего просветления.
А какая она — Дальняя? - прижимаясь к нему, спросила шепотом Ежик.
Ом-м-м... - Мирон склонился к ней, чтобы не мешать другим. - Она такая... Это такое... ну... в общем, я совершенно точно знаю, что на свете есть очень длинная трасса. И она выходит за границы этого мира. И даже за пределы планет. Не знаю, правда ли, пока еще не проверял. Я так верю. - Он опять представил себе то, о чем мечтал всегда — длинную дорогу, пролегающую по космосу между вертящихся волчками разноцветных планет, на которой, к тому же, тепло.
Ага...
А если трасса очень длинная и на ней попадаются всякие чудеса — она такая, что и не в сказке сказать, ни пером описать. Она идет между звезд, и на ней попадаются прекраснейшие планеты, самые невозможные приключения, самые прекрасные женщины и самые лучшие друзья. И это лучше всего на свете, что можно только представить. Для автостопщика должен быть какой-нибудь рай, и если он есть, то это — Дальняя.

Дым под потолком уже застилал белый свет, у стойки шумели. Мир поплыл. Ежик прикорнула у его плеча. Мирон пытался собраться, но бесполезно — виват, деревянная скамья, виват, гулкие звуки, виват, давно не приходившие идеи. Беспосадочный полет мысли в чертогах вечности, вечеринка продолжается, музыка орет, и кто-то орет еще громче музыки:
Чуваки! Вчера ночью мне приснился сон на не мою тему!..
- А?
Человек забирается на сцену и начинает вещать:
Спускается бог в ад на очередную амнистию, выстраивает в рядочек всех россиянских политиков ХХ века и начинает их опрашивать, чтобы проверить, достойны ли они вывода на белый свет.
А они стоят в линеечку, почему-то в пионерских галстуках, и стебутся. Брежнев несет пространную фигню, Ельцин все время прерывает и подкалывает Брежнева, все друг друга перебивают, а про Горбачева и Андропова я вообще молчу. Один в потолок смотрит, а второй укоризненно пырится и гадости всякие замышляет.
Заболела у бога голова, плюнул он на всех и побыстрее удалился к себе обратно. И говорит своему главному заместителю, сидящему на телефоне, в чорррном костюме, с паркером и при галстуке:
- Слушай, у нас тут кончились таблетки от головной боли. Давай позвони и еще партию закажем.
- Э, нет! - говорит заместитель, качая ручкой в руке. - Ты знаешь, где мы их заказываем?
- Нет, забыл.
- В России!
- Ого!
- Так и будет. Если мы закажем у них таблеток большую партию, они на наши деньги еще политиков наделают, и ты опять будешь головой болеть и таблетки закажешь, а им выгода.
Подумал бог и не стал заказывать.

- И правильно. Нечего тут террористов спонсировать! - заорал какой-то пожилой хайрастый человек в косухе, вышедшей из моды столетие назад. - Я хочу привлечь всеобщее внимание! - он похлопал в разные стороны и поклонился, требуя тишины. - Концерт окончился полчаса назад, все играли по инерции! А сейчас- мастер-класс! Нас будут учить исчезать!
Ха-ха-ха-ха! - загрохотали все. - Мы и так умеем исчезать!..
И почудилось ему, что вперед вышла Ая и вывела за руки двух девушек — черноволосую и беловолосую.
Анна — поклонилась одна.
Анита — поклонилась другая.
Мирон опустил голову на рюкзак и закрыл глаза.

@темы: роман про Мирона

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Тоже прелестное выражение, такое пренебрежительное - everybody and their mother. Все-все-все и чья-то мама.

@темы: берег А

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

останутся на пленках
в тот день на много лет
живущие в обломках
летящие на свет

в последний день недели
кому-то помогло
над городом в метели
прозрачное крыло

там снежный полог вышит
качаются дома
и камера запишет
как рушится тюрьма

он бросил свой чинарик
и вышел в свой предел
горел его фонарик
и снег его летел

пируйте в снежной трое
кому важней всего
не чествовать героя
а хоронить его

и это имя вбито
на правильной кривой
и цокают копыта
по белой мостовой

натянуты постромки
покатится сюжет
живущие в обломках
летящие на свет

станцуют вальс над нами
за метку на руке
за прошлого фонарик
лежащий на песке

запись создана: 11.05.2017 в 18:45

@темы: стихов

---

Вот когда очень тяжело, вступи в спор в фейсбуке на бесполезную тему - "докажи человеку, что, если кто-то обиделся, то он не сам виноват".
Реши проблему без того, чтоб его обидеть.
Не пойми, как у тебя это получилось.
Заморочь ему голову и болей дальше с сознанием, блин, общей офигенности бытия)

---

Я никого не оскорблю
В игре, где правил не ломают
Но до чего я не люблю
Когда меня не понимают

Любой играющий, прости
Я никогда не соглашался
Что дважды два равно пяти
А ты здесь правильно вмешался

@темы: приколы, стихов

---

А бога нет сказал Гагарин
А черта тоже значит нет
Так кто меня попутал крикнуть
Привет

@темы: приколы, стихов

---

Кукла с редким именем (То, чего не было)

Что-то веселое: то есть - вступление про народ вечеринок, невиданный по наглости угон Мироном автобуса, иногда еда, а иногда коты и драка и прочий экшн под конец




НАРОД ВЕЧЕРИНОК

Party people! Party people! Собирайтесь!
Город кипит, как котел с плотно закрытой крышкой. Тому свидетельство — внезапно возникший хит с непонятным смыслом или ресторан, который появляется во всех новостях. Желтая пресса ничего не знает, что она вообще может знать, эта желтая пресса! Так называемая элита ничего не понимает в развлечениях.
Рано или поздно, если встать на перекрестке ночью и подождать какое-то время, можно увидеть, как мимо проезжает машина-другая, и в окне мелькает ярко одетая блондинка, а по улице проходит, качаясь, прилично одетый парень с маленькой поясной сумкой в руках. Смуглые парни из бывших республик катаются по улицам на убитых машинах, иностранцы-экспаты расслабляются на вечеринках для своих, но это все не то. Его трудно увидеть, но легко почувствовать, это почти невидимое кипение.
Как только наступает ночь, из домов, где уже не горят окна, с разных этажей, из центральных районов, Подмосковья, недавно построенных веток легкого метро и из далекого Железнодорожного, откуда фиг доедешь нормальным способом, в клубы — что на окраинах, что почти под носом у Кремля - начинают стекаться по трое и толпами, парами и поодиночке, и народ забивается в такси по пятеро, по шестеро, хоть это и запрещено. Праздник начинается по-хорошему только в три часа ночи: одна за другой подъезжают машины и выгружают накрашенных дев в откровенных нарядах, у дверей клуба торчат унылые курильщики, которых оглушил грохот, танцпол запружен молодыми и совсем молодыми неофитами, которые уже получили свою марку и готовы двигаться до утра, везде разит потом, ацетоном и тальком, а потом ди-джей выходит к микрофону и хрипит свои текста под ритм и завывания живого саксофониста, такой весь убитый и конкретный, и, если кто-то кроет его матом через две строки на третью, то это уже все совершенно не...
Что в этом можно увидеть нового, party people?
Из толпы выныривают какие-то голые по пояс парни и спрашивают — чаю хочешь? Если принять кое-чего как следует, после чая оно действует сильнее и здорово бьет по мозгам. Никаких лишних мыслей не остается в голове, и ты готов двигаться всю ночь, забивать косяк в туалете или даже собрать дорожку, как в кино, с большой купюры. Правда, не с долларовой. А, может, и с долларовой, как повезет.
Вечеринки в трансовом угаре, вечеринки в олдскульном стиле, угар до рассвета на корабле, плывущем по Москве-реке, или на корабле, стоящем на приколе, откопанный новым гуру замшелый, но дико заводной цыганский джаз и балканские пляски в забитой под завязку «Мастерской», когда старинный дом содрогается до самого фундамента. Какая музыка — неважно, было бы как. Было бы что.
Кого-то уносят в истерике, кого-то запихивают в машину, но мотор не останавливается, и новый бог экстази или дух кислоты, проживший год в Лос-Анджелесе и окруженный новыми классными девчонками, отсыпает тебе по новой, и ты приходишь в себя только под утро, понимая, что время остановилось. Стоит больших усилий запустить его обратно.

Все это - народ вечеринок, то есть – вечерины.
Они не знают, что принадлежат к какому-нибудь народу. Но так же, как бывший житель Пустых холмов оборачивается на вопль «Валера!», а на следующий год - «Не стоим на мосту!», так же, как гражданин «Нашествия», узнав давнего противника, в любом случае предпочтет дракам разговоры о величии старых банд — они узнают друг друга сразу и оказываются внутри похожими друг на друга.

Сказочное чувство единения — это не навсегда. Утром мир кажется серым, холодно, полуодетых девчонок бьет дрожь, оттягиваться уже нет сил, и полубессознательные водители и те, у кого своя машина, развозят бессознательные тела по квартирам. Это иногда напоминает хипповскую вписку или наркоманский флэт, но не более того: впрочем, в последние десять лет все перемешалось — хиппи, панки, кони, люди, и погонялово «Элберет» или, чего там, какое-нибудь имя вроде бессмертного «Команданте» может носить почти любой; правда, сам народ вечеринок не очень-то часто дает друг другу такие имена. Они чаще по-простому — Вася, Миша, Коля, Стасик, зато их знакомый ди-джей недавно круто записался на новой студии, и теперь он вхож в определенные круги, бывал на пати на Рублевке и тусовался с Банд'Эрос, да еще и зазнался, сволочь такая.
В ходу ломаный английский язык и приличные деньги. О, у этих людей чаще всего есть деньги!.. Им не нужно варить себе винт в ободранной хрущобе на задворках Москвы, а кому-то мама с папой отписали квартиру и машину. Чья угодно дочь, чей угодно сын на спор тянут в карман мелкие шоколадки в магазинах и потом платят друг другу выигрыш в две сотни баксов. Им все равно, стародавний рэйв, гранж, «Нашествие» или транс — party people хочет партить и гнать, как в песне, по ночной Москве на красном купе, которого ни у кого нет, но скоро-скоро будет...
Правда, так выглядят только те, кто не вкалывает, как бешеный, до пяти утра вместо оттяга: но так трудно удержаться в тусовке. Самый новый ди-джей ухитряется совмещать две работы, ди-джейство и экстази с метадоном и свежепоявившимся спайсом, но есть и такие, кому непрекращающийся фриланс приносит денег больше обычного.
Большинство зажигает по-черному в любое время года: эти безобидные развлечения вредят только тогда, когда уже не можешь остановиться. И ты уже знаешь, что не можешь остановиться. А потом уже становится все равно.

РЫБИНСК

- У тебя заказ на выходные — ехидно сказал Володя. - Вот, смотри, какая большая стеклянная дура.
Следующая контора, где ему удалось устроиться, была тоже какая-то дурацкая, только не проклятая. Заказы в ней обычно были нормальные — золотые украшения, серебро с янтарем — и тут вдруг такой привет из старого мира, только не для полиции, а для погранцов.. Бррр. Мирон и пошел-то сюда только потому, что его позвал Володя.

Дура была действительно большая и стеклянная. Это было изображение, если можно было так выразиться, самой идеи пограничника при исполнении важных обязанностей: стеклянный человек, гордо выпрямившись и задрав подбородок, держал на короткой сворке кавказскую овчарку. На боку висела кобура, на плече-винтовка. «Ко мне, Мухтар!» - подумал Мирон и хмыкнул.
- Шефу очень надо отослать это какому-то важному родственнику, а за стекло он боится, поэтому лучше не почтой — объяснил Володя. - Я тебе уже билет покупать собрался, только вот тут со временем получается какая-то фигня. Мы не сможем до субботы развезти все остальное, если отправим тебя этим вечером. Смотри, в удобное человеческое время тут только один поезд.
Они столкнулись лбами над экраном.
-Это поезд? - не поверил своим глазам Мирон. - Так он же останавливается у каждого столба.
Пассажирский поезд Москва-Рыбинск отбывал в 9 вечера и приезжал в 7-30 утра, делая угол по Ярославской области и заходя в Сонково. Мирон почесал в затылке, прикинул, во сколько ему обойдется эта спокойная ночка, и сказал:
-Я лучше через Ярославль. Помнишь этого, на ВДНХ, который просил привезти к одиннадцати вечера машинку для стрижки волос в носу? Как раз все развезу и поеду.
-А не разобьешь?

Стеклянная дура невыносимо оттягивала плечи.
Автостопом туда было четыре часа, и в первый же час он поймал автобус. Двери автобуса открылись, и ему в лицо ударил знакомый запах травы. Он втащил рюкзак и осмотрелся. На него глядели во все глаза какие-то добрые человеки в одежде кислотных цветов и футболках с психоделическими принтами. По рядам передавали бутылку с забодяженным раствором, в котором опознавалась хорошо известная смесь «пепси-коньяк». Большой парень, сидевший ближе всех, задумчиво почесал шею под ожерельем из пластиковых клыков.
-О, смотри, автостопщики! Чувак, как тебя зовут?
-Мирон меня зовут, - обрадованно ответил Мирон, приготовившийся уже вписываться в цивильный автобус. - Здрасте-намасте. А вы куда такие едете?
Человеки ехали на фест электронщиков под Малинниками, на озере. До поворота был еще час, и Мирон несколько расслабился. Скоро будет волна, и как раз с поворота можно будет поймать дальнего, правда, не факт, что на Рыбинск. Это вам не Загорск, он же Сергиев Посад, под которым машины почему-то идут исключительно на Углич...
Углич он еще не смотрел. Все время как-то носило по большим городам, а вот в маленьких он предпочитал не останавливаться. Исключением были вечный, тьфу, Вышний Волочек, тьфу на эти длинные недоразумения с походами по нему пешком, и почему-то, примерно раз в три года, Переславль-Залесский.
-Правь стопы свои на Углич — наставительно сказал Мирон большому Мите. - Когда оттянетесь, можете еще и туда заехать. Там, говорят, интересно.
-Да че интересного? Вот ты в Рыбинск едешь, а там что?
-Там... Ну, там есть хороший фолк, это группа «Сиблинги» - мечтательно сказал Мирон. - А еще там...

И тут его понесло.
Несло Мирона редко, но в таком случае он входил в раж. Он в два счета расписал красоты города Рыбинска, в котором пока что даже не был, прелести местных кафе, местную тусовку (из которой он знал только Даню и его знакомых), и особенно — огромный клуб «Вертолет» , в котором, как он знал, с недавнего времени мутились наикрутейшие в городе пати. Еще, как он знал, есть клуб «Мельница», но, за неимением о нем информации, чтобы не наврать слишком уж много, он ограничился заявлением о том, что там играют фолкеры и регги. Митю совершенно не интересовали фолкеры, но вот регги...
А как клуб-то выглядит? - интересовался Митя.
Ну, большая такая коробка — отболтался Мирон тем, что знал. - Там внутри до хрена места и большая железная сцена из сваренных таких труб, вот.. .- И показал руками, сколько места на этой сцене.
-А аппарат там какой?
-Берингер. Пульт на... - Мирон призадумался. - Сорок восемь каналов, два портала и хорошие динамики вообще. База, там, радиомикрофоны, фигня всякая...
О боже ж ты мой, думал Мирон, наблюдая, как укайфованный Митя бегает по салону и вдохновенно треплется с тусовкой. Они же меня убьют на хрен. Ну ладно, убьют, не убьют... На него уже действовала трава, и становилось удивительно хорошо, и закрадывалась мысль о том, что завтра будет завтра, а сегодня надо еще придумать чего-нибудь. В телефоне нашелся номер Димы, у которого они с питерскими вписывались два года назад в Тутаеве. Он с трудом удержал свой быстрый язык и не стал орать на весь автобус, как ему хорошо, что он встретил таких замечательных людей. Автобус как-то подозрительно качало.

- Все — сказал Митя, дыша ему в лицо. - Мы решили. Мы едем на пати. Будешь нам дорогу показывать. Вообще, смотри, че есть, тут у меня еще горсть осталась...
Мирон посомневался для порядка.
- А вас там ждать не будут? Все-таки там у вас фест...
Митя тупо посмотрел на него.
- Ты что, стесняешься, что ли? Да чего здесь стесняться, все обдолбанные. Вова, рули!
Вова кивнул, нажал на газ и взял курс на Рыбинск.

-Ты что, охренел?! - возопил вызвоненный в три часа ночи Дима, глядя на сияющий желтыми огнями автобус, из которого выгружалось несметное количество народу, тащившего какие-то кофры и ящики. - Это что вообще такое?
-Я же обещал когда-нибудь группу привезти, вот и привезу — отбрыкивался Мирон. Четыре часа дороги спустя его мутило. - Ты же говорил, у вас тут бывают транс-пати...
-Я тебя щас в унитаз засуну — пообещал невыспавшийся Дима. Судя по его лицу, такое было возможно. Мирон понял, что сейчас все обломается, но тут увидел выходящую из железной двери знакомую сутулую фигуру и заорал: - Даня! Даня!
-Чего тебе? - отозвался Даня, по-видимому, ночевавший в звуковой. - Это ты? С каких хренов?
Мирон быстро объяснил, в чем дело, упирая на Диму, который, раз уж из околорыбинских краев и считает себя панком, должен был непременно найти работу в ближайшем рыбинском клубе, и так и случилось, и вот теперь он поэтому позвонил ему по телефону - и на регги, которое Даня играл и должен был, раз так, непременно понять порыв души двадцати пяти человек под кислотой, изменивших маршрут ради самого нужного человека, то есть — Дани же. Это было трудно, так как к нему начала подкрадываться измена, а измена — это штука тяжелая. Как-то резко стало ясно, что мир опасен, он сам — очень маленький, и от кайфа не осталось и следа.
-Ну пожалуйста, - почти рыдал он к концу объяснения. - Ну пойми ты меня! Ну я не мог обломать ребят! Я им все рассказал, у вас такой клуб хороший...
Рядом остановился большой Митя и внимательно посмотрел на него взглядом мало соображающего человека. - Че стряслось?
-Ничего не стряслось — махнул рукой Даня, который уже мысленно послал все сюрпризы в глубокое ничто. - Вы завтра первыми играете сет, потому что вы никого не предупредили и приехали, вот...Такие внезапные. Но вы круты — добавил он, увидев выражение Митиного лица. - Вы обладенно круты. И публики с собой сколько привезли, и ващще...
Митя несколько потеплел.
-Падайте там, прямо в зале — распорядился Даня.

Солнце встало уже три часа назад.
Мирон слонялся по площадке, не зная, чем заняться. Все бессовестно спали. Он с ужасом разглядывал сцену.
Сцена была огромной, и над ней торчали взаправду конструкции из металлических труб. Он увидел вполне приличные мониторы и два портала. Чувство полного фиаско его уже отпустило, но на смену ему пришло ощущение, что над ним кто-то издевается. Не может же и вправду все быть так, как он наговорил, стараясь расположить к себе хозяев застопленного автобуса?.. Ну, ведь не может?..
Из-за сцены послышался какой-то шорох, потом гулкие шаги, и сбоку откинулась занавеска. На него неодобрительно глядел Дима. В руке у него была бутылка колы.
-Поделись, - прохрипел Мирон.
-Заходи сюда — велел Дима. - Здесь у нас неплохая аппаратура. Ошметки богатств бывшего Советского союза.
-Неплохие ошметки — сказал Мирон, проглотив полбутылки. - Это кто притащил?
-Это Витальевич. Он профи — уважительно сказал Дима. - Я ему помогаю. А как ты вообще меня нашел? Я же вообще живу на станции Лом.
Тут Мирон немного задумался. Станция Лом находилась на полпути от Ярославля. Он пока не соображал, откуда у него в голове это знание. Может быть, он пил с Димой тогда, в Тутаеве, во время ночевки? А, может, не в Тутаеве? А, может быть, это от той восхитительной Тани из Ярославля? У нее еще был ханг и коллекция ударных, и мы тогда так славно посидели...
Дима, увидев ступор и свет в Мироновых глазах, налил ему еще, но не колы. Они помянули московскую базу отца Металлия, посмотрели, что ночью по пьяни Дима раскидал в сети, а потом Мирон сказал:
-Мне пока еще немного времени надо — у меня заказ...

Он взял рюкзак с еле уцелевшей стеклянной дурой и двинулся вперед по городу Рыбинску.
На площади перед церковью играл на скрипке мужик с аккуратной бородой и черной всклокоченной шевелюрой. Мирон хмыкнул и пошел дальше. Дальше он увидел, как на аллее близ набережной танцуют кришнаиты и раздают всем бананы.
Что такое, подумал он и протер глаза. Но кришнаиты не исчезали. Кришнаиты были совершенно серьезные, как в его детстве в 91-м, и мамы с колясками ходили вокруг, иногда стреляя банан-другой.
-Харе-кришна-харе-рама... - перекрестился Мирон на собор и пошел дальше.

Он быстро нашел нужную улицу, созвонился, но встреча оказалась в кафе, и кафе было темное, с восточным орнаментом на стенах внутри. За столиком сидел пожилой мент в гражданском и ел варенье. Вид у него был сосредоточенный. Мирон остановился рядом и постучал по столу.
-Ага — сказал заказчик. - Давай ее сюда. Расписаться надо?
-Нет — сказал Мирон, вытаскивая собаку, оттянувшую все плечи. Стекло не пострадало и казалось каким-то даже более плотным. Он уже решил, что это от темноты, когда освобожденная от слоев пупырчатой пленки собака подняла голову и тявкнула.
-Эй... - неуверенно протянул заказчик. Собака тявкнула еще раз, хотя пограничник оставался неподвижным.
-Деньги — напомнил Мирон, которому не терпелось смыться. Что-то в этой сцене было не так — как будто ничего необычного нет, и выражение лица заказчика ему не понравилось. Да и собака была какая-то стремная.
Мент, не глядя, сунул руку за кошельком. Мирон принял деньги, сунул в карман и пошел на улицу. Там он обнаружил Даню.
Даня мрачно смотрел на раздутый Миронов карман.
-Вот скажи — сурово изронил Даня. - Ты возишь наркоту?
-Нет.
-Не звезди — еще более сурово сказал Даня, если такое было вообще возможно. - Приехал на автобусе с народом, загруженным кислотой, прямо на концерт, о котором не знал, носит черт-те-что в рюкзаке, а теперь разговоры разговаривает.
-Нет — сказал Мирон. - Это Лубянка.
-Менты? - в ужасе переспросил Даня. - Ты сдаешь людей ментам?..
-Нет! - рявкнул Мирон в отчаянии. - Ты что, не понимаешь? Не бывает такой наркоты, от которой мент разговаривает с живой стеклянной собакой! Не бывает! И сдавать я никого не могу, я же тоже живой!
-А что бывает? - продолжал ехать на него Даня, не обращая внимания на упоминание таких диких вещей, как живая стеклянная собака.
-Блин... - сказал вконец растерянный Мирон и вытряхнул рюкзак. Над рюкзаком повисло радужное сияние. - Прекрати.
Даня остолбенел. Потом отвис и подошел поближе, пощупал радугу пальцами и завис снова.
-Может, у меня вообще такой рюкзак, который все оживляет — наскоро соврал Мирон, понимая, что объяснять и шутить придется долго. - А еще я сейчас курьерю и вожу всякие смешные штуки для подарков, а фирма называется «Полосатые столбы», и я иногда получаю заказы для подарков ментам, а они теперь выглядят вообще стремно. Раньше было хуже. Все-все для ментов и тапочки по почте.
-Гы, тапочки по почте... - неопределенно протянул Даня. - А менты от этого хоть как-то меняются?
Мирон задумался.
Ему было известно, что Даня получил свой поэтический талант не самым легким образом. Однажды он нажрался вусмерть каких-то грибов, после чего три дня подряд был в полной отключке, а потом внезапно взял и начал писать стихи. Стихи быстро стали текстами для группы, а цитаты из них становились мемами в сети. Ко мнению такого человека стоило прислушаться, и Мирон внимательно прислушался к происходящему внутри.

По всему выходило, что нет.
-Нет- разочарованно сказал он. - Я раньше думал, что да, но, типа, нет. Они не меняются.
-А зачем ты вообще этим занимаешься, такой продвинутый? - меланхолично спросил Даня, топая в развалившихся сандалиях по жаркой пыльной улице мимо закрытых дверей и стеклянной витрины кафе. - Ты не мог что-то делать как-то по другому?
-Да это же работа... - растерялся Мирон. - Деньги на путешествия. Тусовка голодная. А еще я надеялся, что они будут получать подарки и в ответ становиться добрее, чем раньше. А я как раз был без денег, и...
-Да ты что? - сверкнул на него глазами Даня. - Какие такие деньги? Ты же можешь со своим талантом жить вообще без денег и не напрягаться!
-Каким талантом? - Мирон что-то заподозрил. - Но я-то не один...
-Или вон, сколько у этих гадов — продолжил Даня и мотнул головой в сторону какого-то высокого здания — лежит отличных денег! Хочешь, бери! А ты тут за копейки выдрючиваешься.
=Ну это... - развел руками Мирон. - Попал в Москву, заработай денег... Я без них могу, остальные не могут... Опять же, тусовка есть просит, и... Да и фирма эта тоже скоро закроется, просто опять все тянет и тянет...
-Ни фига ты не понимаешь — сказал Даня и замолк.
Мирон тоже замолк и какое-то время пинал сандалиями камни. А потом вдруг подумал — а, собственно, чего он?
-Ага, я понял — сказал он. - Зачем я туда пошел. Там приключения.
-Тебе во всем мире приключений не хватает?- обиделся Даня за окружающий мир. - А как же Португалия, там... Индия? Лаос!..
-М-да... - сказал Мирон. - Но это... ты понимаешь...
Даня повернулся к нему и твердо сказал, глядя в глаза.
-Мирон. В этом городе - три зоны. Я знаю, что говорю. Не думай, что ты чем-то изменишь ментов. Нельзя кормить ментов.
-Ммм... Понял — сказал Мирон.

И наступил обдолбанный вечер.

Концерт продолжался полным ходом. Мирон толкался в толпе, не соображая, на каком он свете. Кто-то сунул ему бутылку настоящего джина (господи, откуда?..), и он пил прямо из горла, пока не отобрали. Ребята из автобуса вышли по второму разу и замутили какой-то невероятный фанк с трубой и саксофоном. Все вдохновенно прыгали у барьера, рискуя свалиться. Самое невероятное было в том, что где-то все еще мелькал уже давно отыгравший сет накурившийся Даня, он был босиком и на шее его болталась гирлянда из разноцветных сосисок.
Свет мигал, стробоскопы рассыпали цветные искры, и казалось, что весь город здесь и беснуется, как Содом и Гоморра. Вспыхивающие в свете прожекторов клубы дыма были похожи на огненный дождь.
Чуваки в кислотных футболках щедро делились по углам своей недешевой кислотой.

Отыграл «Инбридинг», заливая уши тяжелой ртутью, и человек в старорежимной майке с портретами Битлов поднялся на сцену и захрипел в микрофон:
А теперь мы приглашаем сказать два слова того человека, который это все устроил!
Все радостно заорали.

Ни фига себе, подумал Мирон, деревянными шагами поднимаясь наверх по металлической лесенке. Он взял микрофон из рук ведущего и тупо сказал в него:
-А что мне говорить-то? Все работает...
Люди захохотали.
-Не, реально — отбрехивался Мирон, вспомнив, что любит веселить людей. - Че мне делать-то? Я всех привез, теперь что-то еще и говорить надо...
Ну, песенку спой! - заорали оттуда, снизу.
Да запросто!

И он все-таки начал петь.

-Кувырком дорога, кувырком беда!
Затопила ноты вешняя вода.
Водятся соседи с чертом по ночам,
Все запасы гречки отданы врачам.
Ой, как я страдаю этой ерундой!
Через месяц буду злобный и худой!
Кто спасает нас от этой красоты?
Иногда еда, а иногда - коты!

Ой-ей, о мама, ей-ей-ей!
Иногда-еда, а иногда - коты!

Толпы разных граждан очень хочут бдеть
И на нас суровым оком поглядеть.
Целыми годами пропадают, бдя,
Невесть что пия и невесть что едя.
Так им тяжело на этой высоте,
Что они твердят о всякой правоте.
Кто спасает нас от этой правоты?
Иногда - еда, а иногда - коты!

Он стоял на высоченной сцене из металлических конструкций, не видя собственных ног — дым-машина до сих пор работала, и дым поднимался все выше.

Он смотрел в зал. Концерты тут случались раз в месяц. Остальное время клуб простаивал. Ни у кого здесь, даже у приезжих москвичей, приехавших на студенческие каникулы, которым традиционно положено было козырять принадлежностью к крутой молодежи, не было ни приличной по московским меркам работы, ни какой-нибудь помощи, половина были музыкантами, которым никогда не удалось бы прославиться — так же, как и ему. Да что там прославиться — заработать!.. Если не было работы, зимой люди отсиживались по квартирам и впискам, курьерили, фрилансили за копейки, а летом тусовались на югах, но рано или поздно выбирались, цепляясь зубами, вкалывали там, где могли, терпели соседство склочных родственников, ненавидящих возню с «игрушками», инструментами и компьютерами, занимающими по пол-комнаты и антресоли, репетировали по подвалам, мечтали, мерзли, а иногда и голодали от зарплаты до зарплаты, потому что денег требовали недавно родившиеся дети. Казенные виолончели из музыкальных школ превращали в небывалые инструменты с восемью струнами и пытались их зарегистрировать, как изобретение, паяли безумные гитары, у которых был такой же безумный звук. Пили, как лошади, и писали кустарные альбомы, каждый из которых, будь это в какой-нибудь другой стране, вышел бы на вершину хит-парада. Из шиховского производства гитары еще десять лет назад, если приспичивало, пытались делать виолу да гамбу, и это даже удавалось, если смастерить гнутую заднюю деку из нужной фанеры. Если не взлетало, вся жизнь получалась такая — как шиховская виола да гамба.
Никто не выиграл в лотерею и не довкалывался до просветления. Не было и теперь ни ресурсов, так часто поминаемых мудрецами двух столиц, ни помощи, ни пирамиды Маслоу, построенной с нижнего яруса. Талант не всегда находит место, где его принимают, и кто-то уедет в Америку, кто-то — в Голландию, кто-то вспомнит о прописанном в паспорте месте рождения, получив в Питере легкую визу, начнет челночить, возя барахло из Финки, и на полученные деньги накупит аппаратуры, над которой будет рыдать, сдавая ее внаем, потому что записываться некогда, а кто-то наймется в знаменитую группу, хозяйка которой не выплатит ему за работу ни-че-го. Он знал, сколько в людях отчаяния, особенно в тех, кто делает музыку бесплатно.

И все они собрались на огромнейший шумный праздник в клубе, который не проживет в этом городе и двух лет, потому что у города нет денег, чтобы ходить на эти огромные шумные пати, и нечем платить старому звукачу-профи, пьяным техникам, а когда спонсор отвалится, клуб развалится сам. Но пока это все собрано воедино и работает — почему бы и не праздновать?
Лови момент!

Вот оно приходит, окончанье бед.
Пляшет в переходе радостный сосед.
Ходит на работу друг военных лет,
Меньше бутерброда ставки в мире нет.
Друг принес светильник, озарил пролом -
Только холодильник машет мне крылом.
Подходи сюда, кто хочет красоты!
Мне нужна еда, а в нем сидят коты!

Ой-ей!

И он наклонился и еще раз проорал в темный смеющийся зал:
- Ко-ты!!!

Утро началось небрежно. После четырех часов стопа обратно у Мирона гудела голова. Он предъявил пропуск, толкнул тяжелую дверь огромного склада, поднялся на два этажа полуползком по лестнице, прошел по узкому гулкому коридору и открыл дверь «Столбов», навалившись на нее всем весом. Как оказалось, напрасно — некому было ее придержать. Вообще-то с той стороны обычно стоял Володя, и на него Мирон собирался в шутку навалиться, но Володя сейчас отсутствовал.
В комнате стояла адова жара. В углу гудел вентилятор, гоняя спертый воздух, и на железных стеллажах вдоль всей стены расположились черные и белые аккуратные коробки — уже не золотые цепочки или подвески, не игрушки и книжки, а игрушечные милицейские жезлы, меховые тапочки с символикой ГИБДД, рамки для номерных знаков «администрация президента», кружки с портретами потешного анимешного Феликса Эдмундовича и прочая дребедень.
Полное дежа вю и автоматический дубляж. Нет, хватит.

- Ффух — сказал Мирон и развалился на стуле, почесывая дреды. Где-то там был растворимый кофе, но вставать уже не хотелось. Вот высплюсь и уволюсь...

Он закрыл глаза, а когда открыл их, в кабинете возилась уборщица, шурша огромной серой тряпкой. Он хотел проверить, не пропало ли что-нибудь с полок, но по здравом размышлении очередной раз решил, что вся эта ерунда никому не понадобится. Ладно, но где Володя? Володя мог, конечно, прийти и не разбудить его из чувства милосердия к ударенным головой, но работа-то где?
Зазвонил телефон, и Мирон машинально взял трубку. - Да, Лубянка слушает.
- Ты где шляешься? - завопил в ухо весьма встревоженный шеф. - Какая Лубянка? Я тебе четыре раза уже звонил!
- Это не Володя, это Мирон, - сказал Мирон, еще не зная, как он будет объяснять свое отсутствие и куда девался Володя. А, вот, часы... Мать-мать-мать, сколько-сколько времени?.. - Я был на заказе, времени семь вечера, Володя уже домой пошел.
- Не семь, а восемь, — уточнил шеф.
- Печалька, - автоматически отозвался Мирон. - Так у нас скоро белые столбы все полоски потеряют. Вам что-нибудь нужно?
Там поперхнулись.
- У меня срочное дело, - сурово сказали из трубки. - Бери три кружки с Феликсом, звездочки, советский значок «За отличную работу» и двигай ноги прямо щас на Электрозаводскую.
- Есть, сэр, - так же машинально сказал Мирон. - Значок красный?
Но трубку уже повесили.
Три секунды спустя на мобильник пришло сообщение с адресом.
Ладно, фиг с вами, последний раз — подумал Мирон и начал собираться.

ОСИНОВЫЕ ЛЕСА

Электрозаводская встретила его не особо веселым настроением. Хотя, конечно, не было дождя.
Забрав с дальнего входа одну несчастную пропечатанную футболку (боги, зачем ей вообще эта футболка! Ей, с ее макияжем и карминными ногтями! Ну, может быть, дома ходит...) Мирон со всех ног побежал по набережной туда, где через полкилометра высилось большое черно-серое здание, напоминающее гнилой зуб. Здание окружали какие-то невразумительные корпуса, то ли гаражи, то ли офисы, то ли склады. В этом городе все относительно, только непонятно, куда относить.
Мирон пробежал метров сто, истекая потом под рюкзаком, когда его нагнал рев глушителя и визг тормозов. Рядом с ним к тротуару причалил здоровенный налысо бритый байкер - при всем параде, с развевающимся флагом, без шлема и в полном экипе. Из колонок лился «Полет Валькирий».
- Литературно — одобрил запыхавшийся Мирон. - Тебе чего? Я на тротуаре, ты на дороге.
- Залезай — картинно махнул рукой бритый. - Я не за шмалью, я за делом.
- Какая такая шмаль? - удивился Мирон, не понимая, с чего это. - Я в ментуру заказ везу. Нет у меня никаких дел.
- Залезай.
«Хрен с тобой» - подумал Мирон, запрыгивая назад, подтянул рюкзак и командирским голосом произнес адрес. Байкер безо всякого выражения выругался и рванул вперед. Через три минуты они были у подъезда, затянутого в решетчатую броню. Мирон слетел с седла и побежал вверх по бетонным серым ступенькам.

Заказ для прокурорши в этот раз был небольшой. Звездочки подозрительно напоминали то, что крутят на погонах. В той фирме это был самый ходовой товар. Может быть, они, когда получают звание, должны себе покупать такие, реально золотые? А на какую зарплату? Нет, правду Даня говорил, как их исправишь-то...
На проходной внутри стояли два амбала. Вернее, амбал и амбалиха. Они оба зыркнули в окно проходной, обнесенной решеткой даже сверху, и позволили воспользоваться телефоном. Раньше Мирона это прикалывало, а теперь стало как-то унизительно. Он дозвонился до секретарши, дождался, отдал и пошел к выходу.
- А что, в гости не зайдешь? - улыбнулась секретарша. Чоооорт, единственный нормальный человек во всем этом.
- Меня ждут — объяснил Мирон. - Друг на улице уже пары разводит. - Она посмотрела на него, потом вдруг покраснела, сказала: «На визитку»... - сунула ему карточку и пошла обратно к лифту.
- Чооооорт — сказал Мирон. - Ом нама шивайя. - И поперся обратно.


Байкер ждал его на дороге. Мирон остановился и уставился на него, как на диковинку.
- Поехали.
- Куда поехали? Или не поехали? - Мирон дожидался четкого ответа, старательно сигнализируя об этом всем собой: и руки сложил, и головой покачал, и вообще все, что знал, старательно скопировал из инструкций по прохождению собеседования, только с большей наглостью. - Пока не скажешь, не пойду.
- Осы — вздохнул бородатый. Мирон почувствовал, как по позвоночнику течет ледяная лава. Осы... Чооооорт....
- Океееей... - сказал он. - А я зачем?
- Ты их уже видел.
- А ты думаешь, я их видел близко?
- Так ты же еще и ушел...

Мирон вспомнил, как с визгом драпал от осоловевших рабочих и человека с чемоданчиком.
Это было нехорошо. Скажем так, достойно это не было. Что-то надо было с этим делать, пока не поздно.
- Мне помогли — сказал он. - Ты ж знаешь, что ужас города в том, что тебе никто не поможет.
Это как-то само выскочило. Он всегда больше любил горные и лесные тропы и прочие места, где нет асфальта, чем этот город, в котором он застрял так надолго. Байкер насторожился.
- Да не помогал нам никто. Мы сами по себе, без Добровольного института. Они слишком малахольные, пока они сыворотки всякие изобретают, сам знаешь что происходит. - Мирон подумал и согласно кивнул. - Я сейчас, если ты не откажешься, повезу тебя на охоту. - Теперь он говорил более уважительно, наверное, потому, что Мирон намекнул на какую-то помощь. - Мы все неопытные пока. Ты нам только пальцем покажи, кто эти твари и как их распознать.
- А где охотиться собираетесь? - не стал тратить времени Мирон. - Темно уже, ни фига не видно.
- Там все видно. Если что, фарами посветим. У них сходка на большой поляне за городом. Я Вовик. - Он протянул Мирону руку. - Пес. Погоняло у меня Пес.
- Я Мирон. Бум знакомы... На Красной, что ли, поляне? - на секунду ошалел Мирон. - Там же обычно язычники... - он представил, как разноцветная толпа молча ложится в траву на Купале. - Э!
- Да не, не на Красной. На Черной.
Мирон никогда не слышал ни о какой Черной поляне. Поэтому он просто кивнул и забрался обратно на заднее сиденье, и они полетели.

Ему сразу не понравились эти трое; двое лысых, один с коротким подобием ирокеза. Его байкер был еще более-менее, а эти вообще не стали с ним разговаривать . Они присоединились к ним за поворотом с Дмитровского шоссе, там, где ответвление дороги через пять километров переходило в грунтовку и начинался приличный лес. Остановились, побазарили, проехали цементный завод, и ночь постепенно начала укрывать их от посторонних глаз. Скоро уже ничего не было видно, и все, что он чувствовал — это адский холод,тряску и физически ощутимый свет: идущие сзади врубили яркие фары.
Когда мотоциклы остановились, он с трудом разомкнул сцепленные руки, сполз с сиденья и остался стоять на подгибающихся ногах. На него уставились угрюмые рожи с хитрецой — каждый ждал, что он упадет или поскользнется. Но он все-таки стоял на шатающихся ногах.
- Друзья! - торжественно сказал он. С такими друзьями и врагов не надо. Неуютно, решил он, но дело уже шло своим чередом. - Намасте! Приветствую вас в этом странном месте! Че делать будем?
- Выглядывать! - буркнул тот, кто его привез. - Пошли дальше.
Судя по тому, что он даже не называл никого по погонялу — ни Мирона, ни друзей — сейчас не происходило ничего хорошего. И поэтому Мирон, как и остальные, замолчал и пошел с ними по тропинке в лес.
Было мокро и тихо. Издалека слышался странный шум, который становился все тише.

Он не помнил, как они оказались на пустом месте среди леса. Сначала он споткнулся о растяжку палатки, но в палатке никто не шелохнулся.
Один за другим в темноте проявились белесые канистры, фосфоресцирующие головешки, поблескивающие мокрые тенты и костровища, черные на черном. Рядами стояли мокрые, рваные пустые палатки. Байкеры молча перешагивали бревна, спотыкались о разбросанные вещи, и Мирон ловил себя на том, что нельзя так ночью переться вброд по чужому лагерю. Один из них прихватил блеснувший в лунном свете топорик и нес его с собой. Роса уже давно упала, и время от времени на топоре вспыхивали искры.

Несмотря на это, начинать какую-то бузу было еще более стремно, чем прихватить чужой топор — а вдруг это целый осиный лагерь, и кто-нибудь вернется? - и Мирон шел за ними, все больше удаляясь от чего-то знакомого, шел на кислый противный запах, пока скудный небесный свет не заслонила абсолютная чернота громады газгольдера.
- Пахнет осами — тихо сказал он.
Вовик кивнул и приказал всем остановиться.
- Точно?
- Да.
- Мы прошлый раз сюда даже и не пошли... - собрат Вовика почесал лысую макушку. - Вот почему в лагере нет никого!
Перед ними была огромная башня. Прищурившись, Мирон понял, что ее опоясывала лестница, ведущая на второй ярус, а что там еще, было не разобрать в темноте. Чем выше они поднимались, тем светлее становилось, но ненамного — и вскоре ему удалось увидеть, что газгольдер огромный, ржавый, давно покинутый. Он был не один — внизу темнело несколько хозяйственных построек, а рядом — еще одна башня, поменьше. Металл глухо звенел под тяжелыми мотоботами.
- Выше - шепотом скомандовал Вовик.
Они пригнулись и прошли еще несколько ступенек, и тут в стене обнаружилась дверь.
Дверь была вырезана позже и установлена на какие-то огромные клепаные самопальные петли. Самый большой из друзей Вовика пригнулся и нырнул в нее. За ним последовали все остальные. Мирон, уже не рассуждая, шагнул за ними, оступился и попал в пустоту.
…! - только и успел подумать он, пролетев пару метров, и, рефлекторно хватаясь за все подряд, схватился за то, что потом опознал, как лестницу. Альпинистские рефлексы не подвели. Раздался гулкий и страшный звон, после которого началось все то, что должно было начаться — крики, ругань и шипение.
Зажегся неяркий свет. Он висел, вцепившись руками и ногами в железные скобы, и глядел вниз, на черную гулкую пустоту внутри башни, оборудованной внутри шаткой круговой лестницей. Внизу стены уходили в никуда. По бокам башни внутри шли трубы, приклепанные явно позже, когда в стенах были пропилены двери, к ним проложены мостки и сделаны площадки, а на каждой площадке...
На каждой площадке лежала куча тряпья.
Мирон быстро подтянулся и забрался повыше по стене.
- Вот они! - заорал он в голос. - Давайте!
Байкеры, стоявшие выше, не шелохнулись.
Это его напугало еще больше, чем то, что кучи тряпья начали шевелиться. У них же есть чемоданчик? - думал он, все больше понимая, что оптимизм и желание отомстить были как-то ни к чему. - У них же правда есть хоть какой-то чемоданчик?..
Руки и ноги начинали неудержимо болеть.
И тогда Пес, который нравился ему больше всех, дал знак остальным, и они отступили в дверь и начали закрывать ее за собой.
С ним произошло что-то странное. Мирон не помнил, как он взлетел по скобам до лестницы, как он выбил дверь и налетел на Пса, как они дрались на железной площадке, построенной из расшатанных железных прутьев, и покатились вниз. Все остальные уже были внизу — закладывали взрывчатку. Вовик и Мирон шлепнулись на них с размаху, матерясь и рыча, и кто-то подхватил его, оторвал от врага и потащил за собой в лес по тропе. Лагерь по-прежнему молчал, когда сзади раздался взрыв, и с нарастающим ужасом и облегчением Мирон понял, что лагерь — пуст.

По дороге была еще одна драка — из темноты выскочили двое, и щеку Мирона задела, не оставив следа, острая щепка или что-то похожее. Штанину распорола совсем не щепка. После короткой стычки оба нападающих легли на мох и больше не вставали, только невнятно стонали, пока их скручивали.

- Ну прости, браток, ну, мы не ожидали, что там их столько — виновато говорил Вовик, таща на плече связанную бессознательную Осу. Второй его собрат тащил вторую. Обе Осы были молодыми парнями — один азиатского вида, другой вполне рязанского. Мирон бы еще что-то понял, только в темноте по-прежнему было почти ни хрена не видно. Потом начал заниматься рассвет.
У мотоциклов, упав на вьюки, Мирон обрушил на братанов все претензии, которые они выслушали с каменными лицами. Он сто процентов знал, что прав, чего уж тут! А после яростного обмена мнениями разговор завис — сил ни у кого не было.
И только Пес, глядя на своих друзей, сказал, что извиняется, что сам же видел, какое там гнездо, что нельзя было это все сбрасывать руками, что сам труханул и опозорился, но теперь увел их от взрыва и оправдался, потому что...
- А еще эти твари теперь не будут размножаться — сказал другой.
- Они сюда увозят людей? - хмуро поинтересовался Мирон. Он уже не хотел никого бить.
- Сюда. Это еще даже ничего. Но пчелы еще хуже.
Пчелы были виноваты вот в чем, продолжал он. Если эти — он кивнул на связанных – охотятся просто для того, чтобы пожрать, то пчелы своих жертв даже подкармливают, чтобы с места не уходили. И вот они обходятся без всяких страшных вещей. Их даже не всегда определишь. Они просто жрут, брат.
Пчелы, судя по его словам, водились в официальных местах. В поликлиниках. В архивах судов. В музыкальных школах. Он долго рассказывал, и получалось, что их тьма-тьмущая, и что, собственно, любая училка, обожающая свои драгоценные «срывы» - это, наверное, пчела.
- И так тоже? - цепенея, поинтересовался Мирон. У него был печальный опыт с родной мамочкой, правда, ушедшей под конец жизни в буддисты.
- И так тоже.

Как объяснял бородатый, самой большой кормушкой для пчел является армия. О-о, армия!.. Он рассказывал о ней с такой ненавистью!.. Он употреблял такие обороты, которых Мирон не слышал никогда. Там существуют хитрые прапорщики, тырящие все что ни попадя, в ремонтной зоне исчезают танки, перепроданные по запчастям на благо какого-нибудь генерала, а самым большим удовольствием для пчел всегда было наблюдать за тем, как в какой-нибудь части цветет и пахнет дедовщина. Удобно. И самим ничего делать не надо, и люди выделяют все, что надо.
- А зато у них организация офигенная — вздохнул бородатый. - Чего ни приберут к рукам, все у них прямо сияет. А потом раз, и нету его.
- Ну так у них же одно решение – нагнать как можно больше народу, и пусть все сделают, что сказали — удивился Мирон.
- Нет. Они и по-другому умеют. Мы один раз целый гаражный комплекс захватили, так там все было: и ремонт, и инструменты, и тонна всякого барахла, и машины оттуда выезжали, как новенькие. Там даже автомойка была на пяти квадратных метрах. Раньше знаешь, чего было? Под Останкино есть подземные гаражи, из которых во время путча в 91 году выезжали бронетранспортеры. Так вот, это все они.
Он назвал несколько дат, гордясь своим геройством.

- Стой! - удивился Мирон, уловив нестыковку. - Так я же в то время в новостях читал, что на юге Москвы разорили узбекскую шиномонтажную мастерскую! Это же не были никакие пчелы. Они просто «крыше» не заплатили, и...
-Пчелы это! - нехорошо заблестел глазами бородач. - Слушай, ну вот я тебе поклянусь, да. Я же собственными глазами видел. Все очень хорошо организовано, прямо блестит. Значит, пчелы.
Он опешил. Как-то не вязался между собой смелый штурм башни, полной чудовищ, и вот такие интересные вещи.
- Так это были вы?..
И тут бородатый очень рассердился, начал нести какой-то бред, махать руками и доказывать, что это все пчелы, это не были никакие узбеки, а если и были, то, значит, виноваты, да и вообще, кто будет считать какую-то там мастерскую. По всему этому, а также по тому, как покраснела лысина бородача, Мирон понял, что тот врет и запутался. Поэтому он встал, сунул еду обратно в рюкзак и сказал:
-Слушай, тут светает уже, я пойду.
-Куда пойдешь?
-К шоссе. До города достоплю. А ты повесься тут на осине.
-Чего? Из-за этих малахольных? Всего-то? Ты понимаешь, что говоришь? Они же обманывают русских людей! Что их, и наказать нельзя?
Мирон молчал.
-Хрен с тобой, отвезу тебя — пробурчал байкер и пошел заводить мот. Мот не заводился. Бородатый пнул его еще раз и стартовал чуть ли не прежде, чем Мирон запрыгнул на заднее сиденье. Половину шоссе они проехали спокойно, после чего ездок неожиданно тормознул, предложил спешившемуся пассажиру идти известно куда и укатил в рассвет, предоставив Мирону разбираться самому и не задумываясь, как разберется с этим человек, которому нужно с больной головой тяжелым осенним утром выбираться из малознакомых лесных гребеней.
Мирон разобрался.

@темы: цыганам не хватает положительного пиара, орать готическим шрифтом, роман про Мирона

---

Сидим на мастерской.
Мастерица написала стихов примерно таких (причем в оригинале - отличных);
"Пока я тут прикидываю, как купить сантехнику и прочие мелочи для того места, которые мы однажды назвали домом, ты собрался в свой последний поход за три тысячи миль от меня, и не нужны тебе больше ни брендовый спальник, ни тонна замороженной еды, ни всякий прочий бытовой комфорт, и только семь недель деяний будут говорить за тебя, когда ты достигнешь цели"...
Я говорю - он умер?
Она говорит - да, а как ты догадалась? Ну да, понимаю, это чисто русский подход.
Нет, говорю. Это чисто туристический...

@темы: не знаю ни одного языка

---

...И некоторые вещи, улучшающие текст примерно в два раза.

---

...И некоторые вещи, улучшающие текст примерно в два раза.

---

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра