Два кармана стрижей с маяка\...- Четыре месяца я не снимал штаны. Просто повода не было.
Кто его поймет, тот вообще бест, материнский образ его ест, с головой, с обрезками синих дредов, с воспитаньем чувств и памятью дедов, магов, ловлей старинных багов, наставленьем рогов и суженьем кругов. пища! Пища богов!
Он бросается в разные города, он заводит семью, детей и кота, за его спиной вскипает геенна, он считает, что карма не неизменна, сотворяет тысячу добрых дел, а ему в ответ - а что ты хотел?
Он бы даже черта считал поверенным, но любой из чертей убежит, уверенный, что любая мать страшнее огня, говоря - поглядите хоть на меня, так что ты, бедняга, не пропади - и дает оберег носить на груди.
Бог встает из -за кафедры, рвет бумаги, улыбается, как продавщица в продмаге, предлагает обмен на счастье, но счастье человек не отдаст, так бывает часто, так что бог бросает ловить на живца, парень успокаивается.
И идет такой с оберегом от, с охромевшим ангелом синих вод, с тем, чего достиг, ныряя до дна, вспоминает, что в зеркале пелена, забывает мать, прощает отца, пользуется правом не жить без лица, меняет страны и паспорта, получается страшная красота - и идет такой, никого не жди, материнский образ нося в груди, иногда он скрещивает два пальца, чтобы слепок не просыпался.
Если бы он не был скульптором, то сон давно превратился бы в решето, ни кошмарных дней, ни жутких фантазий, отрастил восемь лап за тысячу стадий, превратился бы в редкого паучонка, ты зачем живешь, личинка, личинка, глупый, глупый, шепчет ему закон. Паутина, кино, попкорн.
Он идет, близорукий, смотрит на солнце, он считает, так надо, а мать смеется, тоже мне-человек-паук, руки-когти, тут полно добычи, зачем тебе кости, череп, кожа и речь, так, нитку скрутил, а вокруг полезный хитин.
Нет уж, думает, буду сопротивляться. а не то начнется, будешь смеяться, а потом я съем всех, кого люблю. Не сводите судьбу к нулю.
Помещает мать в широкую колбу и счастливый шагает дальше по полю, горы кончились, ужас уснул в золе, мир и счастье на всей земле.
Мать глядит на него из глубин пещеры. В человеческом облике зубы щерит, а в родном слышит шорох чужих шагов.
Пища! Пища богов!
Он бросается в разные города, он заводит семью, детей и кота, за его спиной вскипает геенна, он считает, что карма не неизменна, сотворяет тысячу добрых дел, а ему в ответ - а что ты хотел?
Он бы даже черта считал поверенным, но любой из чертей убежит, уверенный, что любая мать страшнее огня, говоря - поглядите хоть на меня, так что ты, бедняга, не пропади - и дает оберег носить на груди.
Бог встает из -за кафедры, рвет бумаги, улыбается, как продавщица в продмаге, предлагает обмен на счастье, но счастье человек не отдаст, так бывает часто, так что бог бросает ловить на живца, парень успокаивается.
И идет такой с оберегом от, с охромевшим ангелом синих вод, с тем, чего достиг, ныряя до дна, вспоминает, что в зеркале пелена, забывает мать, прощает отца, пользуется правом не жить без лица, меняет страны и паспорта, получается страшная красота - и идет такой, никого не жди, материнский образ нося в груди, иногда он скрещивает два пальца, чтобы слепок не просыпался.
Если бы он не был скульптором, то сон давно превратился бы в решето, ни кошмарных дней, ни жутких фантазий, отрастил восемь лап за тысячу стадий, превратился бы в редкого паучонка, ты зачем живешь, личинка, личинка, глупый, глупый, шепчет ему закон. Паутина, кино, попкорн.
Он идет, близорукий, смотрит на солнце, он считает, так надо, а мать смеется, тоже мне-человек-паук, руки-когти, тут полно добычи, зачем тебе кости, череп, кожа и речь, так, нитку скрутил, а вокруг полезный хитин.
Нет уж, думает, буду сопротивляться. а не то начнется, будешь смеяться, а потом я съем всех, кого люблю. Не сводите судьбу к нулю.
Помещает мать в широкую колбу и счастливый шагает дальше по полю, горы кончились, ужас уснул в золе, мир и счастье на всей земле.
Мать глядит на него из глубин пещеры. В человеческом облике зубы щерит, а в родном слышит шорох чужих шагов.
Пища! Пища богов!
хотя, наверно, не обо мне
и очень хорошо, да
и страшно
Пауки-это в банке и жрать иногда)
При всем при этом обычные пауки мне очень нравятся))) и у меня есть гейс не убивать пауков)
Но человеческая их версия жжжж. И даже очень жжжж.
А в детстве они были моими единственными друзьями. Я - тот мальчик, который был выращен пауками. Иногда вполне человекоидными.
Окружающих добрых и славных людей всё тесней и теснее круг.
А кто его понимает - тот воображаемый друг.